Звезда и волк (СИ)

Повернувшись, женщина не обнаружила там никого — стена здания, обвитая странной разновидностью плюща. Вовсе нет. Обвитая липкими и склизкими красными путами — обрывками внутренних органов, фрагментами кишечника, пленкой диафрагмы, пластами рваных мышц и стенками чьих-то сосудов. Чем-то, что когда-то было живым. Она мотнула головой, снова отступая назад и упираясь спиной во что-то влажное. Что-то влажное, противное и всё ещё живое. Спиной Сирона ощущала движение. Резко развернувшись, она уткнулась взглядом в огромное глазное яблоко. Чей-то глаз, огромный глаз с зеленой радужкой внимательно смотрел за ней, вращаясь то в одну, то в другую сторону.

Её не должно быть здесь. Это ужасное место — не её. Ей нельзя быть здесь, нельзя даже думать об этом месте, нельзя вышагивать по проклятой земле. Сирона не знала, куда ей деться. Не знала, куда бежать и где прятаться от этого всего.

— Убила! — совсем молодой голос прозвучал где-то рядом, сопровождаясь смехом и пропадая вдали. — Всех их убила!

Да, всех их убила. Она сама всех их убила — каждого из присутствующих здесь представителей разумных видов, каждого из них. Жестоко или не очень, случайно или намеренно. Всех убила. Всех. Построила этот ужасный город из чужих костей, обрывков чужой плоти и полуживых зданий сама. Убийца! Сирона не хотела быть убийцей. Не хотела и оседала на землю, хватаясь за голову и запуская пальцы в длинные волосы. Она не желала зла этим людям, она не хотела их убивать. Так было нужно, это вышло случайно, она никогда не причиняла вреда без причины и по личному желанию. Никогда не хотела никого убивать.

— Убийца, — вкрадчивый шепот прямо над ухом, свистящий и раздражающий.

Она отмахнулась, вскочив на ноги и с трудом сдерживая собственные беззвучные крики. Она не слышала себя, не могла слышать, но разрывалась на части изнутри. Ужасное чувство вины, преследовавшее её всю жизнь, закравшееся глубоко в её сознание, ставшее её клеймом, не давало покоя, грызло изнутри, торжествовало. Всё это — её вина.

В попытке успокоиться, Сирона наконец обратила взгляд на себя — на свой внешний вид, на свое тело. Как и каждая часть этого места, как истинный его создатель, она выглядела подобающе — с ног до головы покрытая чужой кровью, заляпанная ошметками чужой плоти и непонятной пленкой. Это было похоже на самое жуткое платье, какое только у неё было, — из её жертв, из когда-то живых существ, практически живое, держащее форму. Наряд, достойный настоящего убийцы. Достойный маньяка, сумасшедшего, достойный приверженца диких идей. Наряд, достойный Сироны.

— Хватит, — она наконец смогла подать голос, снова оказавшись на земле и сжавшись посреди человеческих и не только останков. Ей хотелось, чтобы её вырвало, но это было невозможно — ни одна из систем организма не отвечала, заставляя только мозг обрабатывать информацию в невероятных количествах. — Хватит…

Это никогда не закончится. Эти глаза, выкатывавшиеся отовсюду, —разные, знакомые или не очень, — они всегда будут следить за ней. Всегда будут наблюдать за её молчаливыми страданиями в этом ужасном месте. Она останется здесь навсегда. Всегда будет видеть и слышать тех, кого когда-то убила, всегда будет рядом, будет отвечать за свои поступки. Она заслужила это. Заслужила это и ничего кроме этого.

Часы продолжали настойчиво тикать, их механический звук пробирался всё глубже в сознание. Громко, ритмично, шумно, раздражающе. Сирона не могла сосредоточиться ни на чем, кроме этого звука. Каждое движение огромных стрелок отдавалось в мозгу новыми мыслями.

Тик — она не заслужила столько времени. Так — всё её время должно было принадлежать тем, кто погиб от её руки. Тик — почему она не может просто отдать его им? Так — разве здесь недостаточно тех, кто так в этом нуждается?

— ХВАТИТ! — чтобы прервать поток несвязных мыслей, ей пришлось закричать, пришлось протянуть руку вперед и ухватиться за один из тех огромных гвоздей, что в неимоверных количествах были вбиты в землю.

Это должно было прекратиться. Ей нужно было уйти. Нужно было сбежать. Сильнее ухватившись за скользкую металлическую поверхность, она заставила себя встать на колени. Нельзя было оставаться на месте. Нельзя, но Сирона не могла двигаться. Она чувствовала себя опустошенной, виноватой, больной, связанной.

Она действительно была связанной. Опутанной по рукам и ногам лентами принадлежащей кому-то синеватой плоти. Этого не должно было быть. Каждый из них давно уже разложился, растаял в материи пространства и времени, испарился, не мог тянуть к ней свои руки. Руки, глаза, любые части тела — никто из них не мог держать её здесь.

Но ведь она действительно это заслужила…

— Заслужила, заслужила, заслужила! — всё тот же молодой, почти детский голос снова смеялся над ней, не позволяя отвлечься хоть на что-то, заставляя сильнее хвататься за гвоздь. — Заслужи-и-и-ила-а-а!