— Отличная идея, — пожиратель времени улыбнулся шире, расслабленно откинувшись на спинку кресла, и прихватил со стола стакан с непонятной красной жидкостью. — Синди замечательная девочка, мне было с ней очень, очень весело — и она, и мой драгоценный сын поистине интересные подопытные, но она уже задержалась в этом мире. Она сделала для меня всё, что могла уже очень давно и единственное, что всё ещё не позволяет мне убить её — её прекрасная голова, копаться в которой одно удовольствие. Будет жаль лишиться своих игрушек так рано, но ты ведь не думаешь, что я не найду другую, правда? Если справишься с ней вовремя и как следует меня развлечешь, можешь стать следующим кандидатом на эту роль.
Он блефовал, Дариэль был в этом почти уверен. Этот человек ни за что не стал бы нянчиться и носиться с своей ненаглядной дочерью как с писаной торбой, если бы ему все еще не было что-то от неё нужно.
— А ты всегда так легко расстаешься со своими игрушками только потому, что создатели времени имеют наглость без стука врываться в твои апартаменты? — мужчина собрал волю в кулак и сел в кресло ровно напротив хозяина комнаты, точно так же сложив руки на столе. — Признаться честно, я разочарован.
Самоуверенное выражение лица, исчезновения которого Эйдирен так ждал, так и осталось на своем месте, и Лорд Безумия был слегка разочарован. С другой стороны, он сумел сделать создателя времени настолько безразличным, что тот распоряжался жизнью своей жены с такой лёгкостью, будто пожиратель времени не мог покончить с ней в любой момент.
— Верно, я предпочитаю не привязываться к своим игрушкам, — он всё ещё улыбался и оставался совершенно спокойным, всё ещё потягивал свое малиновое пойло и только изредка постукивал пальцами по стеклянной поверхности стакана. Нет, вовсе не от нервов — из интереса. — Одной больше, одной меньше — я никогда не расстраиваюсь. Другое дело, если бы ты решил лишить меня возможности посещать сырный фестиваль раз в декаду. Вот здесь я бы ещё подумал о том, чтобы согласиться.
Дариэль переоценивал значимость своей жены для всех, кроме её брата, и Эйдирену нравилось измываться над этим фактом. Более того, он с извращенным удовольствием заставлял её прислушиваться к сказанным создателем времени словам, заставлял её осознавать, что он без зазрения совести старается выпросить своё благополучие в ответ на её жизнь.
«Каково осознавать, что твоя безграничная любовь ничего не стоит, Синди? Ты сможешь с этим смириться?»
***
В комнате было тихо. Имлерит пытался разобраться в реестре документов и чертежей, относящихся к проекту «синего ящика». Он настолько привык к тому, что с постели доносятся приглушенные судорожные стоны, что с трудом обратил внимание на то, что они прекратились.
— Всё в порядке, миледи? — пожиратель времени поднял удивленный взгляд на свою сестру и обнаружил, что та наконец-то прекратила дрожать. Мелкий тремор всё ещё беспокоил её, терзал её тело, но его сила заметно спала. Что-то было не так.
Она не ответила — просто мотнула головой и продолжила разглядывать соседнюю стену. В целом, его госпожа выглядела так, будто её эмоции резко потеряли свою силу, словно их все — страх, боль, отчаяние, непонимание — выкачали из неё. Она крепко сжимала одеяло левой рукой и едва заметно раскачивалась на месте, продолжая испепелять взглядом стену. Что-то определенно было не так.
— Я могу помочь? — Имлерит продолжал задавать наводящие вопросы и уже давно отложил в сторону планшет с чертежами, облокотившись на стол и наклонившись вперед, чтобы лучше её видеть. — Вам стало хуже?
Ей, кажется, стало гораздо, гораздо хуже, но она снова покачала головой, позволяя своим длинным платиновым волосам растрепаться ещё сильнее, и обратила на брата взгляд. В её глазах читался какой-то вопрос, важный и не требующий отлагательств, но без слов Имлерит не мог на него ответить. Что произошло за те несколько минут, что он посвятил работе? Что с ней случилось?
— Скажи мне, — она впервые за последние сутки добровольно села на кровати, отбросив в сторону одеяло и коснувшись босыми ногами холодного пола, и это показалось Лорду Заточения пугающим.
Настолько пугающим, что он не смог обратить внимание даже на её вид, для него до ужаса непривычный — весь, начиная от травмированной правой половины тела, спины и шрама на месте правого глаза и заканчивая тем, что она была, пусть и раненной, но обнаженной.
— Скажи мне, — она повторялась, сжимая простынь обеими руками. — Я была настолько плохой? Настолько плохой, чтобы пожелать убить меня? Почему все они хотят убить меня? Если они хотят убить меня, я смогу убить их?
— Миледи, я не…
— Я смогу их убить?
— Если вам этого захочется, миледи.
========== Десять тысяч девятьсот ==========