— Я не буду трогать, если ты не захочешь, — оказавшись рядом, Сирона трясущимися руками извлекла из кармана медигель, но не позволила себе касаться Дариэля, не спросив разрешения. — Могу лечить, не трогая.
Вблизи он казался ещё более побитым и тремор рук пожирателя времени только усиливался. Она вся дрожала — начиная от тела и заканчивая голосом, даже её взгляд подрагивал, метался туда-сюда. Ей было больно видеть его таким по собственной вине; ей хотелось рыдать от одного только осознания того, что он не просто пострадал — пострадал из-за неё. Ей хотелось, и она рыдала — беззвучно сотрясалась и тяжело дышала, позволяя времени вытекать и сквозь слизистую её глаза тоже. Она заслуживала этого, а Дариэль — нет.
— Тебе больно, — она всё же дотронулась до него, обработав гелем явно сломанную левую ключицу, но тут же одернула руку, в страхе отскочив в сторону. Его ключица больше не будет болеть, а Сирона вряд ли сможет дотронуться до него снова — ей было страшно, до дрожи страшно прикасаться к Дариэлю.
Имлерита всё ещё держал незримый ошейник, он слушался отданного приказа и оставался на месте, но сегодня для того, чтобы удержать его, требовалось что-то куда более сильное, чем приказ. Он наконец-то очнулся ото сна, осознал, что его сестра всё такая же маленькая и беззащитная девочка, какой была раньше. Она была такой всегда, а он, глупец, на какое-то время забыл об этом, позволив ей защищаться самостоятельно. Глупый, наивный Имлерит.
— Так не должно быть, — Дариэль собрался с духом, надавливая рукой на её руку — всего на миллиметр или немного больше, но этого хватало для того чтобы он скорчился от боли, вместе с тем не позволяя своей жене отстраниться. — Всего этого не должно было быть.
Сирона продолжала дрожать. Тряслась и с трудом удерживала себя даже в сидячем положении, удивляясь тому, что делал Дариэль. Он держал её руку и заставлял её делать ему ещё больнее, заставлял дёргаться и вслушиваться в его слова лишь на половину. Так не должно было быть? Её не должно было быть? Она снова делала что-то не так? Он не хотел, чтобы она его лечила?
— Не будет, если ты не хочешь, — тихо произнесла пожиратель времени, поставив ему ещё несколько инъекций геля в места, очевидно травмированные. Ей было страшно, очень страшно. Она не должна была его трогать, ей нельзя было его трогать, но у неё рука не поднималась оставить его таким, даже если ему казалось, что всего этого не должно было быть. — Не будет.
То, что Сирона плакала само по себе было нонсенсом, признаком глубокого поражения мозга, тяжелой психической травмы и её посттравматического синдрома, лишь усиленного происходящим. Почти добровольно, в качестве защитной реакции она выталкивала из себя остатки жизни, захлебываясь в этих беззвучных рыданиях и то и дело отскакивая от создателя времени в приступах беспочвенной паники. Он говорил ей не трогать, а она трогала — всё делала не так. Всё.
— Больше не буду.
Поставив последний укол, Сирона вновь резко одернула ладони и почти свалилась на пол, с трудом облокотившись на свои руки. Они подгибались и дрожали, а она, сделавшая для Дариэля всё, что могла, медленно отползала в сторону — ей всё ещё было очень страшно. Да, она заслужила такое к себе отношение, заслужила всё, что получила сейчас или получала когда-либо до этого, но это не отменяло этого противного животного чувства, близкого к панической атаке. Страшно, не дозволено, не положено — она должна была забиться в ближайший угол и сидеть там, пока долг снова не захватит её. Но ведь и исполнять долг перед вселенной тоже было страшно, тоже не было дозволено.
Имлерит не мог больше терпеть. Никто не заметил того, как он резким движением вытащил свой клеймор из стены, в которой тот застрял, но все должны были обратить внимание на почти что двухметровый кусок укрепленной стали, вонзившийся между Дариэлем и его женой.
— Прекрати пугать её, — если госпожа сказала ему не трогать этого создателя времени, он оставит его на какое-то время, но касаться её тот больше не сможет. Она тряслась от страха, она почти дошла до истерики и никто, ни один кусок мусора, даже самый особенный, не мог продолжать так изощренно над ней издеваться. — Никогда больше не смей её пугать.
Он облокотился на меч и бросил на Дариэля презрительный взгляд, а после злобно сплюнул на пол. Он ещё доберётся до него, ещё покончит с ним, размажет по ближайшей стене за такое обращение с его любимой сестрой, но сегодня, сегодня он просто оставит его в коридоре и уведет её от этого кошмара. Ей нужно было отдыхать и приходить в себя, а она проползла несколько лестничных пролетов и коридоров, чтобы избавить от боли этого идиота. И Имлерит не сомневался, что не остановись он после её слов, она бы обязательно его убила. Дариэль был для неё куда дороже родного брата, куда дороже любого человека во вселенной, но это было всего лишь временной иллюзией.