Звезда и волк (СИ)

— Весь в папашу, — мужчина говорил невнятно из-за моментально распухшего лица, но достаточно громко для человека, о чье тело только что ударился тяжелый ботинок.

Более того, у него получилось вложить в свои слова все возможное отвращение, прежде чем он дал слабину и сплюнул кровь, приподнявшись на одной руке в безуспешной попытке встать. По ощущениям, у него был перелом как минимум пары ребер, запястья, и, что самое болезненное, ключицы.

— Такой же самоуверенный своенравный осел, лезущий не в свое дело, — все сомнения отпали, Дариэль лез на рожон и делал это единственным доступным ему способом — словами.

Создатель времени не хотел даже пытаться дать сдачи с самого начала, а теперь, когда не мог бы сделать это даже при большом желании, чувствуя, как слабость растекается по всему телу, он уже не собирался отрицать тот факт, что ищет возможность заставить эту машину сломать ему ещё несколько костей.

Лорд Заточения холодно и методично выполнял свою работу. Нет, он всё ещё отказывался отправить создателя времени в Пустоту и навсегда забыть о нём, он выполнял другую работу — работу защитника и брата, которую оставил на долгое время, о которой вспомнил только сейчас. Неважно, что говорил Дариэль; неважно, защищался он или нет — Имлерит просто не собирался позволять ему и дальше ломать его сестру.

— Она моя, — фыркнул пожиратель времени, ненамеренно забыв добавить слово «сестра», и с отвращением придавил пальцы оппонента носком ботинка. Чем больше костей он ему сломает, тем ближе он будет к её состоянию; чем больше боли испытает, тем скорее хоть на одну сотую приблизится к тому, что она ощущает каждый день. — Дело — тоже.

Сейчас он не мог даже помыслить, что когда-то считал Дариэля способным позаботиться о своей госпоже; не мог понять, как его угораздило подумать о том, что ответственность за неё можно доверить этому человеку. Он не мог этого сделать, не мог даже принять её заботу о нём. Он вообще никому не мог доверить такую драгоценность — только себе. Она была его и никакой создатель времени не мог доводить её до сумасшествия.

Имлерит хотел ударить его снова, хотел сломать ему позвоночник или вырвать одно из сердец, но не успел. На несколько секунд застыв на месте, он резко дёрнулся в сторону — как раз вовремя, чтобы избежать выстрела, оставившего след на стене.

Она всё-таки пришла.

Сирона с трудом стояла на ногах, её волосы растрепались и больше напоминали воронье гнездо, с её спины даже сквозь повязки до сих пор капало время, оставляя чёрный след на полу, но она всё же сжимала в одной руке оружие, а второй пыталась держать своего брата. Безуспешно, конечно, — это её нужно было держать.

— Отойди, — она хрипела и разговаривала практически неслышно, но Имлериту не нужно было большего — он оставил Дариэля у стены, бросившись в сторону сестры, и перехватил её, не позволяя упасть. — И никогда больше не трогай.

Будучи пожирателем времени, представителем первого класса, эта женщина оставалась опасной даже в таком плачевном состоянии. Она не могла стоять, — Лорд Заточения не представлял, как она до сюда добралась — падала каждый раз, когда пыталась сделать шаг, толком не могла говорить и держать что-то в руках, но всё ещё пыталась убить своего брата. Она не смотрела на него — предпочитала физическую расправу, стараясь выстрелить в него или замучить своими волосами, но сейчас он был сильнее.

— Вы перенапрягаетесь, миледи, — он почти забыл о том, что где-то рядом валяется создатель времени, которого он хочет убить и ненавидит больше всего во вселенной, и пытался удержать свою сестру на месте, но она только отталкивала его и давила на ошейник, цепь от которого носила при себе.

— Заткнись, — такая же агрессивная, как и Имлерит, Сирона снова потянула за цепь, заставляя его остановиться, и попыталась пройти вперёд. — Мне придётся тебя убить. Ты не должен был его трогать.

Упала. Ещё раз, а потом ещё раз, упёрто поднимаясь снова и не обращая внимания на то, что её ноги тоже были в крови. Она должна была помочь Дариэлю тогда, когда он снова страдал по её вине. У неё не получалось прочувствовать всю его боль, но она знала — это было больно. Ему было больно, а она снова делала всё не так. Разве Сирона может звать себя хорошей, правильной, когда делает всё не так? Не может и никогда не сможет.

Расстояние до её мужа не было длинным, но женщина всё ещё передвигалась с трудом. К концу она уже просто ползла, временами теряя сознание, но тут же приходя в себя за счёт одной только мысли о том, что ей нужно помочь Дариэлю. Помочь Дариэлю — так же, как и всегда. Неважно, что нужно сделать — обработать его раны гелем, чтобы завтра он уже о них забыл, или по кирпичикам разобрать вселенную, чтобы она его устраивала, а может и вовсе убить своего единственного брата за то, что тот посмел его тронуть. Никто не мог его трогать, пока она жива, даже если он больше не хочет терпеть её рядом. Если он не хочет, она уйдет сразу же, как закончит.