Звезда и волк (СИ)

— Я уже давно считаю так, — отбросив книгу на стол, Имлерит хотел взять Сирону за руку, но отчего-то коснулся её талии, одним аккуратным движением заставляя её оказаться гораздо ближе и нервно выдохнуть ему почти в губы. Она опасалась — он это чувствовал и только по этой причине всё ещё не позволил себе наконец-то прикоснуться к её бледным и холодным губам. — И не могу не сказать тебе о том, что если ты позволишь мне больше, чем полагается брату, я не смогу остановиться.

Он следил за выражением её глаз и видел, что её мысли мечутся от одного к другому, что она не уверена в том, что стоит ответить брату. Она переводила взгляд с его глаз на его губы, оглядывалась по сторонам, словно из-за пыльных книжных стеллажей мог вылететь кто-нибудь ещё и прервать их беседу, а потом крепко сжимала руками его плечи — настолько крепко, что на его тёмной одежде оставались следы от её пока ещё коротких когтей.

Сирона не собиралась отвечать вслух. Зная своего брата даже лучше, чем себя, она просто собиралась с духом, чтобы коснуться его волос — таких же платиновых, как у неё, длинных и взъерошенных. Она знала, чем это для него обернётся, и хотела, чтобы он это почувствовал; хотела показать ему, что она отдаёт себе отчёт в том, что делает и в том, на что идёт. Он должен был знать, что она по-настоящему хочет быть его частью, даже если после этого он никогда не сможет остановиться.

— Прекрати, — когда её длинные пальцы запутались в его волосах где-то в районе затылка, Имлерит непроизвольно прижал сестру к себе ещё крепче, уткнувшись носом в её шею и выдохнув в два раза тяжелее, чем за несколько секунд до этого. Теперь, когда она настолько нагло играла на его чувствительности, он не мог отрицать того, что она повзрослела; того, что она знает, чего хочет. Она хотела того же, чего хотел он, а он продолжал упираться исключительно ради её безопасности, хотя уже сейчас, вдыхая её запах, непроизвольно касался губами её тонкой шеи и шептал вместо того, чтобы говорить вслух. — Сирона, я в самом деле не смогу держаться, если ты сделаешь так ещё хотя бы раз.

У них двоих, помимо проблемы кровного родства, была огромная разница в возрасте и огромная разница в размерах. Имлерит, предельно высокий, достигший почти двух с половиной метров в высоту, и сильный, очень отличался от своей миниатюрной и хрупкой сестры. Рядом с ним она казалась почти стеклянной — низкая, худая, бледная, с этими огромными чёрными глазами… Когда он представлял её рядом, он всегда, абсолютно всегда был аккуратным, но никто не гарантировал того, что его фантазии будут иметь что-то общее с реальностью. Его размеры, его когти, даже его зубы — всё это могло запросто сделать ей больно, если он не будет себя контролировать.

— Я могу сделать тебе больно. — Она коснулась его ещё раз, а он продолжал сдерживаться так, как мог — крепкими объятиями, нервными поцелуями, заставлявшими её мелко дрожать, и шепотом, медленным перемещением к её губам. — Могу тебя ранить.

— Мне всё равно, — запустив в его волосы обе руки, Сирона тоже перешла на шёпот и прислонилась своими губами к его. — Я люблю тебя.

В первое мгновение ему показалось, что мир на какую-то секунду остановился, застыв только для них двоих; что библиотека и тысячи её пыльных книг испарились, заставляя его сосредоточить своё внимание исключительно на своей сестре. Её последние слова отдавались и перемножались в его сознании, заставляя Имлерита мысленно бросаться от одного к другому и искать правильный ответ на эту фразу. Единственным верным вариантом было точно такое же «я люблю тебя», но она и так знала об этом.

Поток его мыслей здорово отставал от того, как действовало его тело: Лорд Заточения не заметил, как она оказалась совсем близко; как он наконец-то смог ощутить вкус её губ и узнать, каким мягким и приятно шершавым был её длинный язык. Он не заметил даже того, как она оказалась у него на коленях, как быстро забылась так необходимая ему литература. Неважно, между чем и Сироной ему приходилось выбирать — она всегда, всегда оставалась в приоритете.

Его сестра не умела целоваться и даже её прикосновения к его волосам, к его телу были робкими, стыдливыми, словно она боялась сделать что-то не так, и ему полагалось научить её делать всё правильно, только отчего-то Имлерит считал, что учиться проще всего в процессе. Теперь, зная не только о её желаниях, но и о её чувствах, он не мог контролировать себя, как предупреждал несколько минут назад. Его собственные желания и чувства здорово давали в голову, заставляя смахивать со стола бесполезные книги, поднимая пыль; вынуждая подниматься со стула вместе с ней и искать удобства на столе. Больше сотни лет он смотрел на неё, сдерживаясь, а теперь она была его. Она была целиком и полностью его, и любая сдержанность не имела никакого значения.