— Нет, — сказал вдруг Элронд довольно громко, вздрогнул сам и перешел на шепот. — Не верю.
— Тогда не верь, — сказал Макалаурэ, едва веря в собственные слова.
Сердце стиснуло, как железным обручем, словно Майтимо сам ухватил его железной рукой.
Майтимо тоже никто не видел мертвым. Как и Эльвинг.
— А ты? — спросил неугомонный Элронд, слезы которого почти высохли. — Ты тоже будешь верить, что еще кто-то из твоих братьев спасся?
…Лучше бы его по открытой ране пнули, честное слово. Дети. Это просто дети, сказал себе Макалаурэ, закрывшись как можно сильнее. Детей за вопросы не убивают.
В конце концов, Рыжих тоже иногда хотелось… Нет. Не прибить. Тогда и там даже мыслей таких не было. Но взбучки они порой получали.
— Я не знаю, Элерондо, — сказал он через силу. — Ведь один раз это уже случилось.
«И после Дориата я не могу надеяться на второй».
…Ольвен не спала. Скорее всего — не спала и когда близнецы уходили поговорить.
*
Их встретили, выслав дозоры, и ждали, распахнув ворота. И Макалаурэ порадовался возвращению, как смог. На душе стало немного теплее — все же годами это место было их домом. Его домом… Теперь — его. Амбарто вряд ли вернётся скоро.
Тень радости отступила.
Входя в ворота во главе пёстрой толпы, он с удивлением заметил, как стражи крепости, особенно атани, потрясенно разглядывают сириомбарцев, и как перешептываются друг с другом. В воздухе повисло странное напряжение. Оглядываясь, настороженный Макалаурэ подметил ещё нечто странное. Люди. Людей в страже меньше чем обычно, а оставшиеся смотрят особенно хмуро. Наугрим. Их просто нет нигде, хотя договор, что осенний караван прибудет в эти дни месяца нарбелет, был заключён, и Бреннан всегда строго их соблюдал. Райаринкэ должен был рассчитаться с ними, уж с этим можно справиться и без князей. Словом, когда к нему двинулся один из старшин здешних халадинов, Макалаурэ счел, что к неприятностям он готов.
— Приветствую тебя, князь Маглор. От имени моих людей хотел бы спросить тебя… — начал тот хмуро. Посмотрел на толпу беглецов. Вскинул брови удивлённо, разглядывая среди них синдар в серых плащах.
— Говори, — сказал Феанарион негромко.
— Все окрестности только и говорят, князь Маглор, что вы с братьями сожгли Гавани Сириона, — бухнул старшина халадинов.
— Что? — выдохнул Макалаурэ. Ему показалось, что он пропустил удар под дых, и не может никак вдохнуть.
— Люди Дортониона ушли, чтобы советоваться. Вы и князь Маэдрос при всех говорили, что не хотите проливать кровь, но и года не прошло, а тут такое… Не знаем, правда ли это, но беглецы из Сириомбара с вестями проходили на восток два дня назад и рассказали нам.
— Что — ты — сказал?! — прохрипел Макалаурэ, чувствуя, как темнеет в глазах.
Халадин сделал шаг назад.
— Не я. Но эти люди были из народа Хадора и с ними два эльфа из лесных. Они говорили, что двенадцать ночей назад город вдруг вспыхнул, подожженный с нескольких сторон разом…
В ушах Макалаурэ, заглушая человеческую речь, раздался разом треск пламени, крики горящих заживо орков и рог Майтимо, доносящийся с вершины холма. В глазах темнело, он видел только человека перед собой. Человека, обвинившего его… в том, что они не сделали. Очень дорогой ценой не сделали. Феанарион медленно, с лязгом вытащил меч.
— Язык отрежу твой поганый вместе с головой, — пообещал он очень тихо.
Что было затем, осталось в памяти обрывками. Вот на нем повисли сразу трое, а халадин мчится прочь с резвостью мальчишки. Вот он тащит этих троих куда-то вперёд, за ним, все равно куда, едва различая перед собой дорогу. Вот раздается голос Фаньо — «Сюда!» — и перед Макалаурэ возникают нелепые темные фигуры, смутно знакомые, какие-то ненастоящие. Он обрушивает на них удары один за другим… Эти упорно не падают. Он рубит молча, яростно, не видя ничего другого вокруг себя… Долго. Пока не остаётся ни одной темной фигуры. И тогда на него обрушивается поток ледяной воды. И ещё один. И третий.
— Кано!!!
Четвертое ведро выплескивают ему в лицо, заглушив слова.
— Кано! Очнись!
— Хватит, — выдыхает Макалаурэ. — Хватит…