Звезда печального счастья

Акварель Н. Бестужева.

«Полина — замечательная личность, она кипит жизнью и весельем».

Петровский завод у плотины. Портреты декабристов:

Н. Муравьев, М. Лунин, Н. Бестужев, И. Анненков, И. Пущин.

Акварели Н. Бестужева.

Портрет К. П. Ивашевой.

Акварель Н. Бестужева.

«Мое сердце полно верной на всю жизнь, глубокой, непоколебимой любовью

к одному из несчастных, осужденных законом» — из письма К. П. Ивашевой.

Портрет Е. П. Нарышкиной.

Акварель Н. Бестужева.

«С первого раза она казалась очень надменной, даже отталкивала от себя, но когда вы

сближались с этой женщиной, невозможно было оторваться от нее — она приковывала

к себе беспредельной добротой и благородством характера».

М. К. Юшневская.

Миниатюра на слоновой кости Н. Бестужева.

«Для облегчения участи мужа повсюду последовать за ним хочу», —

писала М. Юшневская в прошении на Высочайшее Имя».

Сейчас получил я самое грустное письмо от моего милого единственного друга. Оно поразило меня. Наталья говорит, что спокойствие душевное потеряла навсегда. Неужели я осужден на вечную с нею разлуку?

Я писал к ней, но слабо выразил чувства мои — письмо будет читано не ею одной. О, ежели бы Господь послал мне случай поговорить с моим другом наедине — открыть ей душу мою, — она узнала бы, сколь много я люблю ее и что в ней одной все мое счастье…

В разлуке с моим милым другом узнал я всю силу моей сердечной привязанности к ней, и припоминая все обстоятельства жизни моей, уверился я, что никого и никогда так много не любил, как мою милую подругу, так постоянно и так нежно — и что меня самого удивляет, так это то, что в чувствах моих к ней сохранил я всю свежесть и, даже скажу, всю пламенность, какая может быть только в первой любви. Кто поверит, что после четырех лет брака я влюблен в жену мою? Но это истина. И ежели Богу угодно будет опять соединить нас, то смело скажу, что не будет на свете человека, меня благополучнее…»

Наталья Дмитриевна нашла наконец способ передавать письма через солдата и получила письмо мужа.

Более того, она проникла на территорию тюрьмы и оба к обоюдной радости свиделись без соглядатаев.

«С каким радостным, приятным чувством пишу к тебе сегодня, мой прекрасный милый друг, какой счастливый случай доставил мне несравненное удовольствие видеть тебя, поговорить с тобою и, наконец, вкусить два нежнейших поцелуя и совсем неожиданно. Все это доказывает, что между сердцами, исполненными любви взаимной, существует неизъяснимое, таинственное сношение, по которому они угадывают друг друга. Например, сегодня, по всем вероятиям, я не мог надеяться видеть тебя. Погода была пренесносная — гуляя более получаса, спутник мой несколько раз приглашал меня возвратиться в тюрьму мою, но какое-то тайное предчувствие удерживало меня в саду. Это же самое предчувствие заставило меня взять с собою мои письма к тебе, тогда как я не мог предвидеть возможности отдать тебе оные. Счастливая же мысль о чулане с окошком, в котором мы поцеловались, пришла мне почти в ту минуту, как я тебя увидел. Я уверен, что и ты, моя сердечная Наталья, принесла с собою милое письмо твое по тому же чувству симпатии и так же не знала, как мне отдать его. О, как я сегодня счастлив! С каким сердечным восхищением перечитываю письмо твое, какое сладостное чувство блаженства разливает оно в душе моей. Кто бы мог подумать, что в этой крепости, в совершенном подобии католицкого чистилища, человек, осужденный на заточение, мог иметь столь блаженные минуты, столь восхитительные ощущения — но так как и в чистилище нисходят иногда ангелы небесные утешать и укреплять страждущих, так и ты, мой земной прелестнейший ангел, пришла рассеять горе мое — и плац-майорский сад показался мне прекрасным раем. Но пора удержать восторги моего страстного сердца и отвечать на двухдневное письмо твое.

Я очень доволен, мой прелестный друг, что мои письма доставляют тебе удовольствие — единственное достоинство, которое они могут иметь: это правдивое и искреннее выражение чувств, одушевляющих мое страстное сердце! Я пишу тебе как думаю, как чувствую, и все же мои письма слабо выражают мои чувства к тебе, моя возлюбленная. Если бы мой талант писать соответствовал необычайной любви, которую ты внушаешь мне, мои письма были бы образцами красноречия. И так я иногда досадую, что я не поэт, который лучше меня мог бы воспеть твои прелести и мою любовь — ибо я твердо уверен, что редко любили так, как я люблю тебя, моя Наталья. Ты из числа тех избранных существ, которые могут внушать только большие страсти, любя тебя, невозможно любить слабо и лишь однажды в жизни можно любить, как я люблю тебя.

Помнишь ли ты, моя любимая, что ты когда-то упрекала меня за краткость и холодный тон моих писем — тогда мирная радость счастья, которое вкушал я с тобой, делала мою любовь более спокойной… Теперь, здесь, понял я, какого счастья я лишился…»