Звезда, зовущая вдали

Костер предусмотрительно развели в противоположном конце площадки, и ужин был уже готов. Воспользовались захваченным у египтян котлом и впервые за много дней сварили суп из вяленого мяса и кореньев. К сожалению, припасов у египтян было для шести человек всего на сутки, а для азиатов этого хватило на один раз. Главное, в кухонном наборе нашлась соль в значительном количестве, а также некоторые пряности, так что теперь можно было по-настоящему насладиться пищей. Но прежде всего нужно было разобраться с пленником.

Паладиг вытащил тяжелый охотничий нож и медленно подошел к египтянину. Тот, видимо, уже смирился с мыслью о смерти и скорбел только о самом страшном в судьбе египтянина: погибнуть вдали от Черной земли и не быть погребенным по египетскому обычаю. Скорей всего, эти дикари совсем не станут хоронить его тело, а бросят на съедение хищным горным птицам. Значит, вечная гибель души.[20]

Ассириец намотал веревку у шеи пленника на руку, поднес нож к его глазам и спросил тихо: «Будешь говорить?» В лице египтянина что-то дернулось, но он только отрицательно покачал головой. Ну что же, такую стойкость нужно уважать. Паладиг окинул взглядом выстроившихся рядом товарищей и только начал: «Кто?..», как сразу умолк при виде глаз Вальтиа. Ясно было, что тот никому своего права не уступит. Вожак молча передал нож и веревку горцу и отвернулся. И тут египтянин вдруг заговорил:

– Меня зовут архитектор Нана. Когда наши поймают вас, расскажите им, как найти мое тело.

Ассирийца даже затрясло от злости.

– Если твои догонят нас, то некому будет рассказывать о встрече с тобой, им придется говорить только с мертвецами!

После этого и пленник, и мститель скрылись во мраке в той стороне, где горец уже приметил глубокую расщелину. Азиаты ушли ужинать и долго обсуждали дальнейшие планы. Затем подошли часовые вместе с Вальтиа, а два других азиата пошли охранять пасущихся животных. Горцу никто не задавал вопросов, да он и не стал бы отвечать. После гибели друга и земляка в душе Вальтиа словно погас свет.

Куда держать дальнейший путь? Возвращение к реке было чревато столкновением с египтянами, которое уже не могло кончиться безнаказанно. Впрочем, теперь Паладиг слишком хорошо знал, почему к этой реке возвращаться нельзя. Было установлено главное: горы проходимы. Теперь он поведет товарищей почти наугад, но выдавать страшную тайну не будет, так как это принесет конец его авторитету вождя. Ассириец не жалел о столкновении с врагами, о возникновении новой страшной опасности от народа Черной земли. Азиаты заметно разбогатели оружием, особую ценность представляли три лука со стрелами, да и топор для колки дров был хорошим дополнением к плотничьим топорам. Наконец, любая месть проклятому народу была желанной. А вот раскрытие тайны реки было прямым даром богов.

Едва ущербная луна осветила местность, ассириец подал сигнал к выступлению. Все прочли прощальные молитвы и разом поклонились могиле друга. Египтяне-то могут ее не заметить, а вот интересно, если спустя века кто-нибудь найдет папирус, сможет ли хоть приблизительно разгадать тайну погребения? Горец, по-прежнему мрачный и молчаливый, уверенно повел друзей в обход горы. Скорбь погасила свет в его глазах, но не могла вторгнуться в его привычное дело. Вскоре небосвод слева открылся, и все увидели путеводную звезду, своего единственного верного друга в этой враждебной стране. Впереди неясно угадывалась поперечная гряда гор, за которой азиаты могли затеряться для преследователей. Поиски исчезнувших товарищей египтяне начнут не раньше утра, затем направят усилия вверх по реке, пока не разгадают хитрость азиатов. Значит, есть определенная фора, нужно только уйти подальше, и погоня станет для египтян бессмысленной.

К рассвету беглецы уже спустились в широкую долину. Поперечная горная цепь была совсем невысокой, ее можно преодолеть до полудня. Лишь слева, вдали, виднелись горы огромной высоты. Местность была богата растительностью, сухие деревья и кусты чередовались с зелеными. Значит, с водой особых проблем не будет, а ведь теперь нужно поить не только людей, но и животных. Беспокойство внушало состояние Оя: у него начались жар и бред, он уже полулежал, обхватив коня за шею.

Перевалили за гряду уже к полудню, расположились в небольшой роще веерных пальм, возле русла ручья. Сам ручей недавно пересох, но под деревьями сохранились глубокие лужи, позволившие напоить животных. Нафо промыл рану сирийца, наложил компресс из широких листьев какого-то вьющегося растения. Легли спать. Часовым вызвался быть Гато, все еще переживавший свою оплошность во время схватки.