Как мне объяснили во время завтрака, почти каждое утро тройка лидеров проводит небольшое совещание, где все командиры подразделений-копий получают задания на день, неделю, месяц — кому как повезет. Хозяйственно-производственным сектором заведовал Трейв, безопасностью и обороной — Майкл, научными изысканиями — некий Матиас, но все окончательные решения принимала Вероника Максвелл. Наше «копье», как и остальные вооруженные группы, коих насчитывалось около полутора десятков, не имело постоянного фронта работ и использовалось в основном для дозоров, охраны, разведки, сопровождения групп собирателей, охоты и добычи ресурсов за пределами фригольда, а также разнообразных заданий во внешнем мире. В каждом копье были Восходящие, а все зачисленные в состав потенциально могли рассчитывать ими стать. Так что мне повезло — я сразу же попал в небольшую прослойку людей, делавших наиболее опасную, но и самую интересную работу. Хотя, если проанализировать численность населения, не такую уж и маленькую: из пятисот тридцати мужчин более сотни были уже в возрасте, а еще сто одиннадцать — детьми и подростками, так что почти половина мужчин репродуктивного возраста числилась в «копьях». Остальные трудились в производственных мастерских, на полях или добывали ресурсы для Репликаторов в безопасных зонах — тяжелая, зачастую неблагодарная, но необходимая фригольду работа.
Следуя за остальными, я оказался на пыльной площади около одного из выходов жилмодуля. Тут кипела утренняя суета: снаряжались другие отряды, отправлялись рабочие группы, из расположенных неподалеку одноэтажных помещений выводили ездовых животных. Присутствовала и техника — несколько раскрашенных глайдеров с грузовыми прицепами, не меньше десятка самодельных багги. И обыкновенные телеги, явно переделанные из грузовых платформ под упряжных животных. Эта эклектика — обычные земные механизмы рядом с громадными тауро и хищными кархами, луки и копья вперемешку с технологичным земным оружием — больно резала восприятие, каждую секунду напоминая, как далеко от Земли я нахожусь.
Тут же в ожидании задания довелось познакомиться с еще одним напарником, самым необычным из всех, переплюнувшим даже Лэндо.
Лохмач, почесываясь и встряхиваясь, вышел из хлева, где ревели тауро. Огромный, заросший густой рыжеватой шерстью так, что смахивал на здоровенную обезьяну. Но под волосатой маской просматривались черты, подозрительно напоминающие человеческие, да и двигался он подобно людям. На талии существа виднелся пояс с карманами, грудь наискось пересекала широкая кожаная перевязь, а на шее болтался кривой кинжал.
Я вытаращил глаза. Натуральный снежный человек! Йети, черт побери! Однако окружающие люди не обращали на него никакого внимания, словно присутствие этого лохматого монстра — совершенно обычное дело.
— Лохмач из Людей Леса, — сказал Инь, заметив мое изумление, — он наш лучший следопыт и охотник. Может, даже во всем фригольде лучший… Лохмач, это Сигурд. Он теперь с нами.
Чудовище недоверчиво обнюхало меня, слегка приподняло своими ручищами, словно взвешивая, потом фыркнуло и отошло в сторону. Село у ограды, прямо на землю, обхватив колени огромными руками. Прикрыло веки.
— Он умеет говорить? — вполголоса спросил я.
— Умеет, но пока не хочет, — ухмыльнулся Инь (или Янь). — Лохмач не глупее нас с тобой. Просто другой.
Вскоре появился и Дмитрий Воронин. Но не один — тяжело ступая, за ним шел тот, в ком я безошибочно определил, хоть никогда и не видел, небезызвестного Толю Горохова по прозвищу Грохот.
Что можно было сказать, глядя на него? Ну, здоровьем Анатолия бог явно не обидел, косая сажень в плечах, а мускулатурой он не уступал тому же Мраку. Интересно, будь он Восходящим, сколько бы сразу получил в Атрибуте Тела? Помятая, явно похмельная физиономия, заросшая недельной щетиной, — без особых признаков интеллекта, простецкая, как у большого ребенка. Шрам от ожога на шее, костяшки огромных кулаков в свежих болячках, нос-картошка, в прошлом явно сломанный несколько раз. В общем, рубаха-парень, чуть пошире, чем все остальные. Образ завершала странно знакомая майка в вырезе расстегнутого комбинезона: в мелкую бело-голубую вертикальную полоску. Я прищурился — что-то очень знакомое…