Звездная пирамида

Говоря это, она достала из открытого багажника свой маленький велосипед и прислонила его к колесу велоповозки. Я сделал Ипату знак молчать.

– Хорошая у нас планета, – говорю. – У вас, правда, тоже хорошая, мне нравится. Прямо так бы и остался тут жить.

Она расцвела. Все любят, когда их хвалят, и клоны с их потомками тоже.

А потом вздохнула:

– Теперь и от нас полетит кто-то к другим звездам… – И глаза такие мечтательные-мечтательные.

– Непременно, – говорю. – Как только наш корабль отпочкует потомка, так можно начинать готовиться. Бьюсь об заклад, ваше правительство уже решает, кого назначить в экипаж. Можешь и ты подать заявление. Вдруг возьмут?

Она покачала головой: не возьмут, мол, и мечтательность в ее глазах сменилась тоской. А я-то еще внушал Ипату, что несчастных на Даре меньше, чем у нас или вообще где бы то ни было! Когда твоя звезда торчит в «угольном мешке» вроде единственной свечки в темном подвале и даже в полдень выглядит красноватой от космической пыли, когда даже в самую ясную ночь на небе видны три, от силы четыре звезды и луны нет, даже маленькой-корявенькой, вроде огрызка, а натура у тебя романтическая, – тут затоскуешь о звездных безднах!

Я незаметно подмигнул Ипату, да и говорю:

– Можешь лететь с нами, если хочешь. Возьмем ее с собой, а, Ипат?

Она захлопала ресницами так, что, ей-ей, не вру, я ощутил ветерок.

– Как?!

– Это шутка, – говорю. – А может, и не совсем шутка. Потом об этом поговорим. Понимаешь, сейчас ты при всем нашем желании не можешь с нами лететь, а знаешь почему? Потому что не можем лететь мы.

Ипат, к счастью, все еще страдал параличом языка. Я принял скорбный вид, дождался еще одного «Как?!» и продолжил этак по-взрослому, с расстановочкой:

– Стыдно признаться, но… один из нашего экипажа сошел с ума. То ли космос на него так подействовал, то ли, прости, ваша планета, то ли еще что… Словом, он повредился в уме и сбежал, а мы его ищем. Не знаем только, с чего начать. Понимаешь, нам не хотелось бы примешивать сюда полицию и предавать дело огласке… ну, ты должна нас понять…

Она, конечно, сразу все поняла, как я и надеялся. А мне и правда было стыдно обманывать такую славную девушку, так что лицедействовать особо не пришлось, стыд получился на славу. Только тем себя и утешил, что Илоне от моего обмана хуже не будет.

– Несчастный… – пожалела Илона нашего «сумасшедшего». – Это тот, который брюнет? Худощавый такой, лицо узкое?

– Он самый. А ты откуда знаешь?

– По телевизору видела. Там еще женщина была, певица. Но ты сказал «он», а не «она», так что ясно, о ком речь.

Соображала она здорово, даром что красавица.

– Вот он и съехал с катушек, – сказал я. – Вообразил себя мошенником… ну, словом, таким типом, который без зазрения совести обманывает доверчивых людей себе на пользу. Понятно?

Рано я ее похвалил – ей было непонятно.

– Как так – себе на пользу? Только одному себе? Разве так бывает?

– Еще как бывает… То есть я хотел сказать, что на нашей планете такое сумасшествие иногда случается.

– Бедный… – сокрушенно покачала головой Илона, а я подумал, что ей бы следовало пожалеть кого-нибудь другого. Даже многих других. Наверняка уже сейчас Ноя нельзя назвать бедным. Тот еще фрукт. Пройдет совсем немного времени, и он станет очень даже богатым за счет туземных лохов.

– Короче, надо его изловить и вылечить, пока он тут не наделал дел, – твердо сказал я. – Только без шума. Если об этом станет известно, твои соплеменники могут подумать о нашей Зяби невесть что… Но мы тут чужие и ничего не знаем. Как бы нам… это… не наломать дров.

– Так вам подсказать, с чего начать поиски вашего товарища? – догадалась Илона. Мы усиленно закивали. – Тогда садитесь на вертоезд. Сейчас и начнем.

Вертоездом, как я понял, назывался тот самый веломобильчик, которому я только что менял колесо. Мы заняли пассажирские места и положили ноги на педали. Илона забросила свой крошечный велосипедик в багажник, затем порылась в кармане, достала монетку, бросила ее в притороченный к столбу ящик и уселась позади нас.

– Это что? – спрашиваю.

– Ты о чем?

– Что ты опустила в тот ящик?

– Как что? – удивилась она. – Деньги. Любой человек может взять вертоезд напрокат, но заплатить-то надо.

И ни слова о том, что платить-то, по идее, должны мы, а не она.

Вот так у них устроено. Ящик висит свободно, и никакого сторожа при нем нет, вертоезды тоже стоят свободно, бери да катайся. Накатался – бросай механизм где хочешь, Илона или кто другой непременно отыщет его и на стоянку вернет. Будь у нас на Зяби такие порядки, половина экипажей пропала бы навсегда в первый же час, да и ящик недолго провисел бы, я-то уж знаю.

– Спасибо за помощь, – говорю. – У нас ваших денег нет, но мы как-нибудь отдадим…

– Не стоит беспокоиться, – отмахнулась Илона. – Ну что, понеслись?

Я начал вертеть педали, заодно толкнув локтем Ипата, чтобы тот выпал наконец из столбняка, и мы поехали. Резво поехали, а пожалуй, что и помчались. Но когда проезжали мимо «Топинамбура», я возьми и крикни:

– Стой!

Хорошие тормоза у вертоезда, я чуть вперед не нырнул.

– Что такое? – пробасил Ипат.

– Одну минуту.