Звездная жатва

— Папа, ты с детства внушал мне, что не существует веских причин для войны, драки и любого другого столкновения.

Да, такое он говорил. И если бы на него надавили, признался бы, что и сам начал в это верить. Но, как писал Фрэнсис Скотт Фицджеральд — если Мэтт хорошо помнил курс американской литературы, — «краеугольное качество добропорядочности распределяется между нами, рождающимися на свет, не поровну»[33].

— Для этого нет оправданий. Но люди, похоже, не понимают.

— Теперь понимают.

— Рэйчел, человеческую природу нельзя изменить, не отнимая того, что делает людей людьми.

— Значит, мы не люди. В некотором смысле это подразумевалось изначально. Человечество достигло пределов развития. Перед нами стоят проблемы, которые невозможно решить привычными для нас способами. Проблемы глобального, планетарного масштаба. И кто стал главной жертвой нашего бессилия? Наши дети. В Африке они умирают миллионами, а мы слишком человечны, чтобы сделать с этим что-нибудь!

Мэтт поник. Все так. Контактеры справлялись лучше. По крайней мере, в краткосрочной перспективе.

— Но зачем спасать их, не спасая при этом все человечество?

— А оно не погибло. Просто изжило себя. Знаешь, что мы строим? Тебе кто-нибудь говорил? Космический корабль. Свой Артефакт. Человеческий. Папа, знаешь, что у него внутри? Земля. Не в прямом смысле, разумеется. Ее модель. Полноценная, до последнего листочка на дереве, до последней горной вершины…

Этот образ наложился на его воспоминания о Контакте.

— Ты хочешь сказать, симуляция. Как в компьютерной программе.

Или как в пресс-папье. Земля в заполненном водой шаре с искусственными снежинками.

— Больше, чем просто симуляция. Реальное место, как наш дом, только оно не занимает физического пространства. И живет по вполне реальным законам. Там дует ветер, сменяются времена года. В нас осталось достаточно человеческого, чтобы испытывать эту потребность. Нам нужно не просто бессмертие, а уютное место для жизни.

— Даже если оно иллюзорно?

— Думаешь? Мысль или гипотеза — иллюзия? А разве значение числа пи — галлюцинация лишь потому, что число нельзя потрогать?

— Рэйчел, но это не настоящая Земля.

— Мы и не пытаемся выдать ее за настоящую. С какой стороны ни посмотри, мы это понимаем. Всегда есть дверь, не в физическом смысле, а вроде указателя направления, и за этой дверью лежит более обширный мир, состоящий из всего нашего знания и знания, унаследованного нами от Странников. Так называемая эпистема — мир познания.

— Может, мы бы и сами до этого дошли, — предположил Мэтт. — Со временем. Если бы нам удалось пару веков не уничтожать себя, не отравлять планету, мы бы переселились в космос. Может, это и примитивное сравнение, но человек прошел по Луне без чужой помощи. Возможно, в будущем мы бы смогли встретиться со Странниками на равных.

— Даже думать об этом страшно! — Рэйчел вытаращила глаза.

— Почему?

— Папа. — Она нахмурилась. — Сейчас я знаю больше об истории человечества, чем раньше. Малоприятная штука. Детоубийство, кровавые войны, человеческие жертвоприношения — все это было нормой. А не исключением из правила. Современная история не лучше. В школе мы изучали Древний Рим и делали вид, что нас пугают тогдашние порядки. Ты знаешь, что римляне бросали нежеланных детей умирать в канавах? Это ужасно. Ужасно… но в сравнении с чем? Со столетием Освенцима, Хиросимы и красных кхмеров? Освоение космоса не сделало бы нас цивилизованными. Мы бы построили роботов, чтобы потрошить мусульман на Марсе. Сам знаешь.

— Таким видели наше будущее Странники?

— Да. И ужаснулись. Власть и знания не должны быть привилегией избранных. Со временем, если бы нам удалось выжить, мы могли бы остановить и их… даже уничтожить их до того, как они вступили бы с нами в Контакт.

— Так вот зачем это все? Они не оказывают нам услугу. Это банальная самооборона.

— Отчасти. Но они могли бы не заниматься этим. У них есть возможности, чтобы уничтожить нас. Так было бы гораздо проще.

Холодный тон Рэйчел испугал Мэтта и одновременно заставил его устыдиться.

Он пристально посмотрел на Рэйчел, которая когда-то была его дочерью, была человеком.

— Рэйчел, история — это не только жестокость. У каждого человека была своя жизнь. Пусть короткая, но не бессмысленная. Порой люди помогали друг другу. Любили друг друга. В мире была красота. А иногда и порядочность.

Она смягчилась:

— Папа, я знаю. Они тоже знают. Странники все о нас знают. — Она взяла паузу. — Поэтому они и решили нас не уничтожать.

— Только переделать.

— Да. Только переделать.

В комнате повисла тишина.

Рэйчел покинула дом незадолго до полуночи, когда отец уснул на диване.

Она хотела, чтобы их прощание вышло более теплым, но так и не сумела выразить все, что хотела. Не подобрала слов, чтобы описать свою скорбь и страх.

Она безгранично любила отца, ей было жаль бросать его на пустой планете… оставлять на смерть.

Начался холодный дождь, ветер стал резким и порывистым. Рэйчел отрегулировала свой организм с поправкой на неприятную погоду. Немного постояла одна среди темных домов, прислушиваясь к шепоту зимних деревьев.