Звездное вещество

Женя не ответила, и я тут же устыдился вопроса и снова ощутил наплыв тоски и удушья. Чтобы как-то спастись, начал ворошить свои дневные проблемы... Так как же достичь уплотнения плазмы до 10 единиц, при котором только и будет достигнута температура 100 мил­лионов градусов и начнется термоядерный синтез?.. С этим я и ушел в сон, который был непрочен и тревожен, но проснуться было так страшно, что я все время уходил от пробуждения, призрачно существуя во взвихренном мире, где в первородном каком-то, предбиблейском еще, хаосе сливались непокорная звездная материя и смысл союза Мужчины и Женщины...Я проснулся. Было еще раннее утро, Женя причесывалсь при све­те бра, сидя ко мне спиной на нашем бывшем супружеском ложе. Эта смуглая, еще хранящая летний загар спина, такое любимое переузье талии и совершенно девичий сосок нежной белой груди, увиденный из-под поднятой к затылку руки, возродили во мне глухую боль... Женя набросила черную комбинацию, мгновенно оттенившую ее ослепи­тельную женственность, и встала во весь рост, вызвав во мне еще более невыносимый всполох муки. Эти стройные длинные ноги, гордый стан, и завитки волос, выпавшие из прически на высокую шею грузинской царевны – это все уже было не для меня!...Женя оглянулась гневно.

– Не смей подсматривать, отвернись сейчас же, или я тебе... – он стиснула ручку щетки.

Я опрокинулся ничком и вцепился зубами в угол подушки. Так, я и лежал, оцепенелый, пока не щелкнул привычно, но теперь отчужден­но и сухо, замок входной двери...Весь день я пытался забыться в работе. Это удавалось, пока я изучал вместе с Юркой Серегиным и Димулей Бубновым действие их многоканального компенсатора потенциалов. Хуже было, когда оста­вался один на один со статьей Сандерса, изученной вдоль и поперек. Было пятница, и невольно приходила мысль: "Куда же себя подевать в субботу и воскресенье?"Субботу провел в подвале под домом. У нас, как и у всех жиль­цов, был выгорожен чуланчик для картошки и прочих заготовок. Женя давно просила сделать полки, и вот теперь при желтом свете голой электрической лампочки я старательно строгал и сколачивал то, что стало совершенно не нужным ни ей, ни мне. Во второй половине вос­кресенья, когда дочки проснулись после дневного сна. Женя сказала мне на кухне:

– Сейчас я с Марьей уезжаю на Арбат.– Уже делим детей? – ужаснулся я.– Дурень. Ты загляни в ее горлышко. Ей так безобразно удалили гланды. Растут какие-то гроздья! Я договорилась, ее берут в детскую клинику на Пироговке. И я хочу быть поближе к ней, по крайней мере, смогу бывать днем при ней... Кстати, Дарья, опять запустила музыку до безобразия, одно рисование в голове. Постарайся ее подтянуть. Са­жай за инструмент каждый вечер, хоть силой, хоть баснями своими. И неукоснительно води к учительнице. Подлечим Машкино горло, и то­гда займемся оформлением наших новых отношений, Александр Ни­колаевич.

...Мы с Дашей видели в окно, как растворились в вечерних су­мерках Женя и Маша.

– Нехорошая какая мамища! – сказала Дашка сердито. – Машке так Москва, а мне одна музыка.

– Ты это брось, Дарья,– сказал я дочке. – Ты же знаешь, что предстоит испытать Машеньке. Причем тут Москва?