...Кажется, теперь настала моя очередь на бессонницу. Женя уснула, погасив возбуждение сигаретой. "Уип-эффект", Роберт Сандерс и шеститонный дурацкий магнит– все теперь отодвинулось сделалось маленьким, будто бы наблюдаемое в перевернутый бинокль, перед огромностью новой моей беды. Как же мгновенно поселяется в душе отчаяние! Вот уже и кажется тебе, что не было семи лет счастья, любви, согласия и лада, выращивания чудесных дочерей, задушевных ночных разговоров... Неужели все это было лишь иллюзией, все только казалось? Все это теперь там же, в перевернутом бинокле, маленькое, и вроде бы уже не твое. Зато коктебельская размолвка приблизилась так, что вроде бы она никогда и не кончалась. Женька, Женька... Я прижался виском к ее плечу. Женя не отозвалась. "А ведь я ее совсем не знаю, свою дорогую жену! – поразился я, холодея душой. – Мне вот кажется, что это мир ее профессии так загадочен для меня, но я не знаю именно ее саму. Как это страшно!.. Нет, не может быть! Не может? Объясни себе хотя бы этот ее взгляд, когда она курила на кухне..."Я коротко забылся за каких-то полчаса до звонка будильника.Собирая в сад детей, Женя была обычной, ласковой и терпеливой, и это успокаивающе подействовало на меня. Женя проводила нас, троих, до выходной двери и, хотя поцеловала она только" детей и по-прежнему избегала моего взгляда, сказала:– Вечером идем в кино. "Мужчина и Женщина". Позаботься о билетах.Весь этот день я изучал статью Сандерса, порой ловя себя на том, что испытываю какое-то упоительное наслаждение, такое же, как от стакана холодной воды после длительной жажды. Что там ни говори о "чужих крыльях", а я действительно теперь парил над "горной страной", выявленной великолепными машинными расчетами Роберта К. Сандерса. Многое было мне хорошо знакомо, многое оказалось совершенно неожиданным. Я размышлял об "уип-эффекте" как участнике "нейтронного дерби". Можно ли достичь нейтронного выхода, если усовершенствовать нашу собственную установку? При более или менее достижимых плотностях тока в импульсе кривые Сандерса потребовали длительности импульса в одну миллиардную долю секунды, то есть в одну наносекунду. Но ведь таких импульсных генераторов с килоам-перными токами просто не существует пока! Это же времена соизмеримые с периодами СВЧ колебаний. Может быть, установка американцев больше для этого подходит? Тогда не мудрствуя лукаво, надо воспроизводить ее, как в свое время Стаднюк воспроизводил электронный прибор со сбитого "У-2"... К вечеру, разобравшись со всеми тонкостями американского варианта, я понял – нет, на этой "машине" нейтронов не получить! Воспроизводить ее не следует. Не напрасно, выходит, Сандерс и не заикается ни о каком термоядерном синтезе. Неужели, вписав нейтроны в свое техзадание, взялся я за невыполнимое дело?В этом своем, несколько потерянном, состоянии я забирал дочек из сада и что-то рассеянно отвечал на их вопросы, потом помогал Жене готовить их ко сну. И вот уже дети в постелях и, котя еще не уснули, дали обещание: из кино папу и маму не ждать, постелей не покидать, а спать, спать... Женя договорилась с соседкой: "Цыкните на них, Танечка, если расшумятся. И к телевизору своему не пускайте".
До кинотеатра дошли молча. Женя вообще весь вечер молчала. Молчал и я, не хвалиться же мне было открывшейся нынче новой ступенью собственного банкротства...
"Мужчину и Женщину" мы видели год назад в Москве на неделе французского фильма. Теперь я смотрел фильм с еще большим напряжением и трепетом. Любовь Женщины и Каскадера, представились мне неким почти недостижимым эталоном искренности, преданности и взаимности. Облик Женщины Анук Эме как-то неуловимо перекликался с Женей, и свое собственное, сегодняшнее болевое, преломлялось через это, экранное, и тут же, в зале, возникло у меня самообвинение: "Я не даю своей Женщине такой любви!.." И не отпускало острое желание немедленно изменить свою жизнь. Вот только – как?После кино мы попали в белесый плотный туман, чуть подсвеченный рассеянным светом ночного города. В тумане глохли звуки шагов и трудно было говорить. Но меня потянуло на немедленный разбор впечатлений от фильма, как это бывало у нас в лучшие времена. И еще хотелось – растормошить Женьку. Она же молчала и только ежилась, запахивая у горла воротник пальто. Шли дворами кратчайшим путем к своему дому. Я не смел коснуться тех тончайших материй, которые бередили душу во время сеанса и, сам себе поражаясь, нес околесицу:
– Знаешь, у Клода Лелюша краски какой-то хемингуэевской чистоты и прозрачности. Я имею в виду сам киноязык. Из всех этих недомолвок, взглядов, улыбок, прикосновений и объятий вдруг возникает глубина живого образа и первородный какой-то, почти библейский, смысл, что и вынесено в заглавие. Скажешь – нет?