Звездное вещество

– Что это с тобою сегодня, Величко? Впрочем, в день такого успе­ха ты даже это знать имеешь право... – Женя улыбнулась печально. -Слушай, если уж для тебя это так важно. В те две недели в Староко­нюшенном я ходила мимо телефона в коридоре, как мимо свернувшей­ся змеи. Стоило мне только поднять трубку и набрать номер, Санеч­ка... За месяц до этого я как раз его рассказы редактировала. Он часто бывал у нас в редакции. Было это все так дико, но было! Вот когда двое ни слова не говорят, и оба знают...

– Что же меня спасло?

– Благодари Надежду Максимовну. Она ни слова мне не сказала, но здесь было то же самое – двое ничего друг другу не говорят, но знают. Все она понимала, что происходит, и думала: "Вот только сде­лай это, гадина!"

– Но ты ведь все равно гадиной не была?

– Была, Сашка, страшно признаться в этом, но была! Когда-то Стас Забарский меня на своей "Яве" катал и хвалился, что стоит его папашке, заведующему каким-то отделом на Старой площади, где-то нажать, и мои стихи будут публиковаться в лучших журналах. Для этого мне только следует стать Забарской. Тогда я тоже была гадиной, голова ведь кругом шла от всех этих возможностей. Только Надька не молчала. Орала на меня: "Они твоих родителей уничтожили, а ты им потомство собираешься рожать!" И снова, Санечка, стала я гадиной год назад от мысли, что при т а к о м-то друге, который не чета моему несчастному Величко, и мое дарование зацветет пышным цветом. Но Надежда у меня мудрая! Усадила она меня пальто шить и от дурных мыслей увела. Когда же я тебя с Дарьей возле цирка увидела, ахнула: "Что с мужиком сделала, дурища?" В цирке ты и вовсе почернел и ушел куда-то от нас. Я же не знала еще, что лошадки, бегущие по цир­ковой арене, вынесли тебя к новой блестящей идее... Дома ты с детьми возился, в цирк играл с таким азартом, словно и тебе пять лет от роду, и я поняла, что вас троих разлучать нельзя. И в тот вечер бесповорот но решила, что мой удел на этом свете быть не столько любимой сколько любящей. Обычный удел русской женщины.

Мне хотелось сказать Жене, что она ошибается, что она несказанно любима, но я лишь молча привлек ее и обнял. И вдруг увидел смоляных ее локонах первую серебряную нить. Хотелось молить ее прощении за уходящую молодость. За то, что никак не удается мне дойти до такого решительного успеха, чтобы он принес славу и достаток, которые украсили бы ее, Женечки, жизнь так, как она этого за служивала... Женя отстранилась и сказала:

– Откроюсь я тебе, Сашка, раз уж день у нас такой сегодня. Осенью наши зайки пойдут в школу. Так вот все эти десять лет, я хочу быть рядом с ними. Возьмусь преподавать в школе русскую литерату­ру... Устала я ездить в электричках, да и "акушерство" литературно: обрыдло, и вообще дела наши журналистские протухают. Не могу больше так жить, мой миленький, не могу!

В те дни еще не было беспокойства за судьбу свершаемой нами работы. Казалось, стоит только получить нейтроны в соответствии техническим заданием, и последует каскад еще более ярких свершений. Конечно же, эта легкость была только кажущейся. Чего стоила одна только техника безопасности при появлении нейтронов! Не дай бог облучить персонал. Мы тщательно готовились. Циркотрон обложили свинцовыми листами. Установка включалась дистанционно.... И вот свершилось! В мае на решающий опыт мы пригласили того самого Дмитриева, что втравил меня в "нейтронное дерби". И он, сам шутли­во назвавший себя "спортивным комиссаром", зафиксировал резуль­тат– детектор нейтронов давал резкий всплеск синхронно со вспле­ском уплотнения плазмы. Сомнений не было: "уип-эффект с периодически повторяющимся воздействием" вышел ноздря в ноздрю с другими участниками "нейтронного дерби". Летние месяцы ушли на тщательную обработку всего экспериментального материала и напи­сание обстоятельного отчета по нашей НИР. Слово "непрофильная", могильной стужей дохнувшее в душу, я впервые услышал от того же Дмитриева, бывшего и председателем Госкомиссии по приемке работы.. Шутливо взвесив в руке отчет, он мне сказал:

– Знаете, Александр Николаевич, это тянет почти на докторскую. По вы не защитите даже кандидатской. Для ваших технических наук здесь недостает убедительного внедрения результатов, а для наших, физико-математических, – серьезного теоретического обоснования ва­ших блестящих интуитивных находок и интерпретации огромного пласта полученной вами эмпирики... Вообще судьба вашей работы тревожна. Она ведь непрофильная для вашего НИИ, и вряд ли ваше руководство захочет втягиваться в проблему термоядерного синтеза, конца которой в двадцатом веке не видно даже и через призму радуж­ных прогнозов, нарисованных вами в последней главе отчета. Наш институт вряд ли заинтересуется вашими результатами. Мы ведь тоже маемся с "непрофильным термоядом", который вечно висит на волоске при обсуждении тематики нашего лазерного НИИ... Ах, как жаль, что вам не удалось выиграть "дерби" с бешеным перевесом. Пожалуй, только мировой "скандал" обеспечил бы вам прочное будущее.