Звездное вещество

Две белых рубашки, на день доклада и для банкета. Теплый сви­тер Жениной вязки. Носовые платки и носки, мыльница, бритва и зуб­ная щетка, и даже синий томик "Незабудок" Пришвина, чтобы в доро­ге не скучно было. Все это уже лежало на кресле, самому оставалось лишь уложить вещи в портфель. Отыскал в кладовушке еще и свои ре­зиновые сапоги. В портфель они не помещались. Пришлось сложить голенищем в голенище и приторочить к портфелю веревочкой.Сидя у секретера, Маша старательно выводила строки крючков, принадлежащих прописной "р". Даша уже расправилась с каллиграфи­ей и, расположившись со своей работой на подоконнике, раскрашива­ла акварелью нарядное лиловое платьице для плоской картонной кук­лы.

– Ты уже сейчас уезжаешь, папочка? – спросила Маша с печалью.

– А что такое озерный семинар? – спросила Даша, не отрываясь от своих занятий.

– Приеду, все вам расскажу. Мамочке от меня привет!

– У нее сейчас будет большая переменка, – сказала Маша, глянув на будильник. – Ты подойди к учительской, открой дверь и позови ее.

– Не стану, Машенька, – засмеялся я. – Видишь сапоги у меня. Не ловко же с сапогами в школу, правда?

Дочери повисли на моей шее. Этакие "кандидатки в акселерат­ки", выше всех мальчишек в классе. В окно светило послеполуденное солнце. Волосы у дочек были сухие и горячие. Заныло сердце – не хоте­лось расставаться даже и на каких-то четыре дня...У проходной толпились "семинаристы" – элита и цвет синявин-ского НИИ, лучшие из лучших. Царев, Красилов. Рязанов – имена!.. Дрожь в коленках сама собой исчезла, когда вошел в круг. От того ли, что увидел – у Царева сапоги точно так же привязаны к портфелю. Или от того, что никто на появление здесь Величко ну никак не про­реагировал, кроме Пересветова да невесть откуда взявшегося Стадню-ка, который заулыбался мне несколько медово. Пересветов потрогал погон моего плаща:

– Принарядился, как в Ленинград? Видишь, большинство здесь предпочитает спортивно-колхозный стиль одежды.

Стаднюк, впрочем, тоже был одет достаточно парадно. Сколько же на виделись? Лет пять? С тех пор, как Георгий Иванович уехал в Саратов руководить крупным родственным НИИ. Теперь он приехал на знаменитый озерный семинар фирмы Бердышева, чтобы набраться ума-разума?..Между тем раздвинулись ворота, величественно выплыл из них красный "Икарус", зеркалящий на солнце своими огромными стекла­ми. Следом двигался еще и голубенький микроавтобус, набитый под самую крышу рулонами и тубусами с демонстрационными плакатами докладов семинара. В "Икарусе" я замялся, пропуская Пересветова к окну, но тот подтолкнул меня в плечо:

– Садись, садись, ради бога, Сашка! Мне эта дорожка на в дико­винку, Да и люблю я, грешный, "покемарить" в дороге. Кстати, я уз­нал: твой доклад сразу после моего на утреннем заседании завтра. Вся надежда на то, что твой доклад вызовет на семинаре "фураж"!– Что это еще за "фураж" такой, Алексей Сергеевич?– Ну. это из анекдота про Петьку и Василия Ивановича. Анка по­бывала в Париже и произвела там "фураж", потому что смешала вме­сте фурор и кураж. Величко, чтобы получить фураж для своих плаз­менных лошадок, ты должен произвести фурор. Иначе – кранты, придется закрывать лавочку! Так что с этой вот минуты сознательно выводи себя на должный кураж. Понял теперь?– А что Генеральный не знает ничего про наш нейтронный вы­ход? Ты ему так ничего и не говорил?– Не все так просто, Сашка! Говорить-то я ему говорил, да толь­ко так, чтобы он не очень-то и расслышал. Ладно, ты не бей себе это в голову, это мои хлопоты. Твоя задача так "вкусно" сервировать свое блюдо, чтобы у Генерального слюнки потекли, руки зачесались про­должить твою работу в своем НИИ.– Или дать нам по шее?– Не исключено. А рука у него тяжелехонька, уж это я знаю не понаслышке.

...И побежали мимо окон "Икаруса" родные улицы, потом род­ные окрестные леса, деревни и поля. А через полчаса пути – уже и не узнать ничего, потому что, не имея собственной машины, не ездил я никогда по этой дороге, ведущей к далекому Лешачьему озеру в некогда глухой край староверских святынь да пустыней... Мотор то ровно и басовито гудел, то вдруг замолкал, когда машина уносилась под ук­лон, и снова мощным рывком подхватывал, чтобы вынести на очеред­ной бугор.Откинувшись на спинку сиденья, Пересветов действительно ус­нул. Я же не мог оторвать взора от картин милого сердцу Подмоско­вья. От этих осиянных сентябрьским солнышком просторов под неог­лядным небом с мазками перистых облаков. От набегающих навстречу лесов с редкими еще вкраплениями осенней рыжины... Легко сказать -выводи себя на кураж! От мысли о предстоящем меня охватывало не­шуточное волнение.Полтора с лишним года назад, в марте 70-го я положил на стол Пересветова свои листки с расчетами и эскизами циркотрона и сказал плохо повинующимся голосом:

– Вот этим, Алеша, можно показать Сандерсу "кузькину мать"!

– Может, он нам еще что-нибудь покажет? – улыбнулся Пересве­тов. – Тебе не знакома такая ситуация? Оставь, я посмотрю.

Часа не прошло Пересветов застучал в стенку, приглашая зайти.