Звездное вещество

Немало отчаяния пережил я в ту осень именно в связи с матема­тикой. Приходилось, что называется, "изнурять себя постом и молитвой", пока однажды, уже в декабре, не обнаружилось что все матема­тические премудрости, с которыми я сражался с каждым поврозь, вдруг слились для меня в единое целое, полное такой же красоты и гармонии, как, скажем, физическая картина грозового разряда. Можно точно сказать, что математикой я тогда запасся на всю жизнь. И не просто усвоил какие-то ее разделы, а овладел самым ее существом, которое сродни интуиции... Но я все еще страшился близящихся экза­менов, так что даже обидной показалась легкость зимней сессии.И во втором семестре я натиска не сбавил, втайне ликуя очевид­ным успехам в формировании характера. Налицо были и материаль­ные преимущества настойчивой учебы – я получал повышенную сти­пендию – пятьсот сорок рублей, большие по тем временам деньги. К весне смог даже и приодеться по моде. Купил длиннополый пиджак грубой пестрой шерсти с накладными карманами, желтые венгерские полуботинки на толстой белой губке и фиолетовый галстук с пальмой. Укоротил и обузил в ателье свои "клеши", так что и приобретенные по случаю пестрые модные носки из-под них были хорошо видны. Все, как у людей, не стыдно было бы и на танцплощадке показаться. Но свои вечера я гробил на факультатив по вариационному исчислению и дополнительные лекции по статистической физике...А потом было наше "колхозное лето" – сорок дней на уборке урожая. И была первая любовь, безответная и горькая с момента ее осознания, то безнадежная до отчаяния, то вдруг освещаемая безрас­судной надеждой. Влюбленность страшила своей всеохватностью, от­бирала и впустую сжигала энергию души, оставаясь такой же зыбкой, как степной зной с размытыми маревом горизонтами. Не было ника­ких сил разорвать цепи этого сладкого рабства, которое так неожи­данно и волнующе ново открывало тебе самого себя...В первые дни сентября на втором курсе я обнаружил вдруг от­вращение к учебникам и лекциям. Как-то пугающе не хотелось учить­ся. Часами я просиживал в читальном зале, листая и листая журналы, открывавшие мир избранной профессии, ее горизонты и дали – даром, что по верхам, зато вся электроника, как на ладони. Журналы амери­канские на превосходной бумаге и с цветными картинками. И отечест­венные журналы – без цветных картинок и на плохой бумаге. Бесцель­ное это листание, в конце концов, тоже вызвало скуку и отвращение. Хотелось, как во времена АЭС, придумывать, изобретать, создавать нечто небывалое... такое, чтобы однажды принести в группу журнал со своей статьей, хотя бы и отечественный на серой бумаге. Вот то­гда... Что тогда?.. Тогда в серо-зеленых глазах Юли Стрельцовой, быть может, засветится интерес к твоей персоне, не так ли?Вкус открытия, как вкус крови. Я был диким волчонком, еще до института попробовал этой крови, и пресная овсянка лекций теперь крепко пахла для меня неволей. Я томился всем этим бессознательно, а ясным умом понимал, что создаваемый по совету Кухаревского харак­тер безнадежно рухнул.Как же они были наивны, а порой и вредоносны, эти рациональ­ные программы самоусовершенствования! Строишь, бывало, строго продуманную линию поведения и, ломая себя не один месяц, следуешь ей, и уже кажется тебе, что стал таким, каким себя задумал. И вдруг очередное крушение – вопреки самым лестным представлениям о себе, творишь нелепости и ломаешь строгие, тобой же принятые правила. Так, вероятно, крушит стойло молодой рысак, вспоминая о вольной жизни в пьянящих просторах... Откуда же было знать, что потребуют­ся еще годы таких вот мучительных метаний, пока рядом не окажется очень любимая женщина. Только она сможет заставить становиться таким, каким тебя видит она, потому что она уже давно разгадала, ка­ким ты бываешь в лучших своих проявлениях, и очень хочет, чтобы ты оставался таким всегда. И нужно еще, чтобы и она любила тебя, толь­ко тогда ей хватит сил на это... В сущности, всем, что тебе удастся сде­лать в жизни, ты будешь обязан только ей одной.Лекции Кухаревского по физическим основам электровакуумной техники нам предстояло слушать только в пятом семестре. А тогда, в начале второго курса, будто бы угадав, что со мною творится, Юрий Васильевич предложил:

– Приходите ко мне на кафедру в среду в восемнадцать тридцать. У нас начинает работу научно-исследовательский кружок по газораз­рядной тематике. Для старшекурсников, правда. Но для вас можно сделать исключение. Попробуем разгадать вашу фотографию с молни­ей. Договорились?

...Начали с разбора условий, в которых наблюдали феномен, до этого мне и в голову не приходило, что можно такими простыми сред­ствами сделать количественную оценку явления.