Звездное вещество

– Вы говорите. Саша, что проволока петли испарилась, а провод электромагнита остался цел? Припомните диаметр и материал того и другого... Так, прикидываем ток молнии. Недурно, от тридцати до пятидесяти килоампер. Далее, перегорели лампочки в домах. Какое было расстояние от старой груши до линии электросети?.. Подставля­ем сюда двести метров, то есть два на десять во второй степени... Тоже недурно. Вам досталась молния с напряжением в десять миллионов вольт. Теперь, сколько витков было в обмотке электромагнита, и какой вы пропилили зазор в сердечнике? Считаем, еще считаем. Ог-го! Таких напряженностей магнитного поля не получал еще никто в лаборатор­ных условиях. Ну и забавы же у наших советских детей!

По моей гипотезе, которую я тут же изложил, шаровая молния возникала так. Петля в обычной молнии сомкнулась в кольцо, но ток в кольце продолжал течь. Магнитное поле этого плазменного кольца, стремясь занять как можно меньший объем, скатало само этот плазмен­ное кольцо в шарик, который и светился, пока не израсходовалась за­пасенная в магнитном поле энергия. Именно эти представления и за­ставили нас с Валиком пустить ток, через обмотку электромагнита, сделанного из старого сварочного трансформатора, чтобы запасенная магнитным полем энергия была побольше...– Не было, не было там никакой шаровой молнии, – поморщился Кухаревский. – Она непременно бы двигалась и оставила бы слабый извилистый след на фотопленке, а не эту вот жирную кляксу. Моя ги­потеза вот какая. С помощью своего совершенно гениального магнита вы организовали отшнуровывание дуги, возникшей на месте испарив­шейся проволочной петли. Далее предположим, что ток молнии про­должал расти, и росло магнитное поле, стягивающее поперечное сече­ние дугового разряда, поэтому здесь резко нарастала температура. А это уже несомненно такое, чего в обыкновенной молнии не бывает. Это уже нечто такое!.. Вы представляете себе, Саша, что это значит? Это значит, что у деток совсем недетские забавы. Молния длилась ты­сячную долю секунды. Чувствительность пленки шестьдесят единиц... Вот вам температура – триста тысяч градусов! Вот так, а вы говорите плазменное колечко. Ну, а что запрещает нам воспроизвести такой плазменный шнурочек в разрядной трубке? Магнитное поле стянет всю плазму к оси трубки, образовавшийся вакуум изолирует ее от стенок, и тогда можно будет ожидать перегрева в миллионы градусов. А если еще разряд проводить в дейтерий-тритиевой смеси, то это будет, Саша, означать, что открывается путь к управляемой термоядерной реакции.Меньше, чем через год, весной 56-го, академик Курчатов сделает в Англии доклад о нагреве дейтерий-тритиевой плазмы током в отшнурованном разряде и о получении при этом потока нейтронов, сви­детельствующих, что наблюдается термоядерная реакция... К тому времени история с приличной толикой ртути, ушедшей по моей мило­сти под щелястый паркет лаборатории, начнет забываться, как забы­вается все плохое на свете К тому времени я уже решительно расста­нусь с горячей мечтой о свершении небывалого. Сообщение о начале "эры управляемого термоядерного синтеза", которое свершилось как-то в обход наших с Ю.В. Кухаревским начинаний, не так уж и зацепит меня.А в тот вечер при разговоре с Кухаревским у меня голова шла кругом. Мы чуть не до полуночи засиделись, планируя первый экспе­римент. Я сильно недоумевал, где же мы возьмем такие токи и такие напряженности магнитного поля. Но Кухаревский изящно выделил из множества встающих проблем одну-единственную, но принципиально важную, от которой зависело все дальнейшее. Можно ли вызвать отшнуровывание плазмы посредством внешнего магнитного поля? Он сделал предположение, что явление это должно подчиняться масштабированию, значит, можно попытаться изучать его при токах и напряженностях, достижимых в лабораторных условиях.

– Для начала даже неважно, будет ли в таком шнурочке перегрев, – сказал Кухаревский. – Нам важно убедиться, что такое бывает, что это сжатие плазмы – реальность.