Звездное вещество

А все же в мире что-то изменилось от моего, хоть бы и глуповатого, признания! "Теперь" уже ничуть не было похоже на "тогда". Все раскололось на еще непонятные, полные противоположностей куски, и новые грани были непривычны и остры. Острее и непонятнее стало мое чувство к ней. Еще чернее и горше – тоска. Мир стал опасней, по­тому что возникшие противоположности могли в любой момент снова слиться, превращаясь в "ничто" и в "никогда". Но этого, к моему удивлению, не происходило. Юля не произносила этих страшных слов. Более того, под новеньким горбылевым забором во втором часу ночи накануне первого учебного дня стало нам вдруг не наговорится. Что-то в наших отношениях нужным оказалось высмеять, в чем-то при­знаться, чуть слышным шепотом.

– А помнишь, тогда ночью в колхозе... Правда, я тебе до той про­гулки на мотоцикле была безразлична?– Не совсем. Я сразу тебя заметил в первый день учебы в институ­те...– А вот и хитришь! Скажи еще, что все у тебя началось с первого взгляда и к трем годам своего любовного стажа прибавь четвертый. Ты был такой теленочек на первом курсе, куда тебе! Все жевал свою травку – занимался, занимался...

– А ты от холода дрожала на стогу. Вот! Смешная была и жалкая.

– Ох и злилась же я на тебя тогда. Усталая и сонная, а он вместо того, чтобы разобраться со своим металлоломом, заставляет ночевать на стогу, а там остюки – бр-р-р!.. А на другой день я сразу заметила, что ты стал слишком часто смотреть в мою сторону и был как при­шибленный.

...Уже начинало светлеть над нами небо, но не хотелось расста­ваться. Наконец Юля сказала решительно:

– Иди спать, Саня, я с ног валюсь!

Общежитие было заперто. Я обошел корпус, влез в раскрытое на­стежь окно первого этажа и через комнату сладко спящих первокурс­ников попал в коридор. Вспомнил, что не успел получить у кастелян­ши постель, раскатал голый матрац на своей койке и сразу же уснул, озябая от счастья и горя одновременно.Начиная со следующего дня, то есть с первой лекции по РКРЛ, когда Юля сама села рядом со мной в "наклонной" аудитории, мы бы­ли повсюду вместе. В читалке, на переменах и по дороге домой. Утром я появлялся перед ее окном, отодвигалась гардина, ее рука давала мне знать, что сейчас она выйдет. Выходила и улыбалась мне, и мы шли в институт... Но таким зыбким и непрочным было это мое необъяснимое счастье! Страшила мысль, что недостанет мне душевной тонкости, чтобы удержать его и сохранить, как недостало в минувшем июле чу­тья, когда она была в городе... Особенно растревожил один эпизод где-то уже в конце сентября. Кажется, он и содержит ключ к объясне­нию грядущей развязки.В тот день после лекций мы с Юлей потащились в кино. Еще не избалованные телевидением, как мы любили кино! Если три дня не утыкался глазами в белый прямоугольник экрана, уже места себе не находишь, как курильщик без сигареты. Разумеется, смотреть абы что нам не хотелось. Но приходилось, чтобы утолить эту жажду. В тот раз шла ж-жестокая египетская мелодрама "Любовь и слезы" с актрисой Фаттен Хамама. Типичная треугольная муть – бедняк любит красави­цу, а ее отдают за богатого, или же она сама переступает через любовь ради благополучия, не помню... Хоть мы относились к подобному ис­кусству с иронией, душу оно за два часа надрывало.Из кино мы вышли мрачные. Было еще светло. Пошаливал ветер, подхватывая первые палые листья. На крылечках сидели старушки, провожали нас взглядами. Слышался шум керосинок, и благоухало икрой из "синеньких". Дома Юлия свалилась на диван лицом в ладони и разрыдалась. Ничего лучшего не нашлось, как только принести ей чашку воды. Она попила и сказала:

– Не смотри на меня. Вообще, мог бы и уйти. Не понимаешь? Нет, теперь уже не уходи. Только отвернись и все...

Она присела к туалетному столику. Я обиженно уткнулся в книгу. То была монография о переменных звездах. В ту осень меня почему-то бросило к астрофизике и радиоастрономии. Мне "автоматом" зачли курсовой проект по результатам летней научно-исследовательской ра­боты для Синявина. Освободилась уйма времени, и я мог себе позво­лить такую роскошь – заниматься тем, что любо... Юля за моей спи­ной вдруг спросила:

– Сашка, ты настоящий алмаз когда-нибудь видел?– Конечно. В стеклорезе.– Браво, как остроумно. Ну-ка взгляни сюда.

Она вращала на пальце золотую цепочку, и в воздухе вокруг ее руки носилась сверкающая радугами капля. Потом она легким движе­нием рук сощелкнула концы цепочки вокруг шеи, и в вырезе блузки у начала ключиц оказался оправленный кружевным золотцем брилли­ант.