Звездное вещество

– Знаешь, сколько он стоит? Как "Москвич". Но в самые тяжелые годы бабушка не захотела с ним расстаться, потому что берегла его для меня.– Обыкновенный товарный фетишизм... – сказал я тоном доклада на семинаре по политэкономии, и тут же испугался, что она рассердит­ся за эту грубоватую шутку.– Много ты понимаешь, – вздохнула Юля. – Уменя даже и платья подходящего нет, чтобы надеть этот кулон. Хуже того, совершенно не представляю, куда бы я могла пойти в таком наряде, будь он у меня. Господи, что нас ждет! Работа, работа и работа – ежедневно изо дня в день. Заботы о пропитании, хозяйственная сумка с рыбьим хвостом. Единственное развлечение – выходы в кино. "Любовь и слезы". Любви мало, слез сколько хочешь... Величко, если я на самом деле выйду за тебя, стань академиком раньше, чем я превращусь в старуху.

– Идет! Ваше согласие на брак, Юлия Николаевна, и гарантирую: мою дипломную работу выдвинут на Нобелевскую премию. Мы по­едем в Стокгольм ее получать, и вы блеснете на балу своим кулоном!– Что это ты так развеселился? – рассердилась Юлия. – Ты же вроде не был до сих пор трепачом? Так зачем вдруг?

...Вечером в общежитии я слонялся, не находя себе места от не­шуточной тревоги. Раньше я как-то не слишком задумывался о своем будущем, даже когда мечтал о женитьбе под звездами на благовещен­ском топчане. Знал: меня ждет прекрасная работа. И я к ней, как рыба к воде, как птица к воздуху, приспособлен природой и полученным образованием. Именно работа казалась мне гарантией будущего сча­стья. Остальное должно прийти как естественная награда... В мыслях я пытался убедить Юлю, что наше совместное будущее не сведется к од­ному лишь рыбьему хвосту в хозяйственной сумке, но ничего, кроме пугающей Юлю "работы, работы и работы" предложить не мог.А осень мчалась своим ходом. Невозвратно уносились недели по­следнего семестра. За четыре года не было в Таганроге такого щедрого на листопад октября, устилавшего улицы толстыми коврами кленовых листьев. Не бывало такого обилия блистающей паутины и таких высо­ких перистых облаков, белых и атласных, как лебединое крыло. По­легчало и дедушке, он стал спускаться на скамейку под домом, седой и бледный до голубизны. Мы с Юлей пьянели от шатания по городу во второй половине дня после лекций и по вечерам. Я не выпускал ее руки из своей. По вечерам на Приморском бульваре, озябнув от свежего ветра, мы усаживались на спинку скамейки и обнимались. Меня будто бы током било от тех объятий, я тянулся губами к ее губам, но всякий раз это кончалось то шутливым и легким укусом моего носа, то "боданием" лбами с необидным звонким смехом. И все это получалось как-то по-братски.Дома Юля, если ей надо было переодеться, уже не уходила из комнаты, а только усаживала меня с моей астрофизикой лицом к стене и просила не оборачиваться. Это доверие, будто мы на самом деле бы­ли мужем и женой, волновало всякий раз и всякий раз смущало похо­жестью на детскую игру в женихи и невесты... Однажды она накор­мила меня своей стряпней.

– О-ля-ля, мадемуазель! – удивился я, пробуя пересоленный под­горевший гуляш. – И этим питаетесь вы, боготворимая мной? Да еще и травите этим своего гранд-папа? Уж лучше питайтесь в столовке на­шей "Сорбонны" и деду приносите еду оттуда. Послушайте, завтра воскресенье, но мы не станем до отупения бездельничать, как в будни. Нет, мы завтра устроим королевский обед!– Неужели ты правда умеешь готовить? – удивилась Юля.

Меня подмывало съязвить, мол, одни от бабушки получают шко­лу фортепианной игры, другие... Но, к счастью, сдержался и лишь изо­бразил скромное достоинство:

– Да уж, умею.

– Ага, – рассмеялась Юля, – ты решил провести практическое за­нятие на тему "рыбьего хвоста, торчащего из сумки"?