Звездное вещество

Таких денег хватило бы на первый взнос в кооператив. Надежда, работавшая на Трехгорке, могла нас в такой кооператив "впихнуть". Любопытно, что бы из всего этого вышло, не свали меня в середине июля жестокий приступ аппендицита... В августе решительная Женька увезла меня в Крым, в Алушту, залечивать в море плохо срастающийся шов.

Но и здесь нам не везло с жильем – отказ за отказом. Потом судьба сжалилась, приняв облик некой тети Веры. Глядя на зардевшуюся Женьку, она сказала мне:

– Какая красавица ваша жена! Оба вы такие симпатичные, что отказывать вам выше человеческих сил. Сама я выхожу на ночное дежурство в санатории, так и быть уступлю я вам свою кровать. Сейчас я ее перестелю.

Кровать помещалась за ситцевой занавеской на веранде – этакий высокий алтарь с никелированными спинками и горой подушек в белой кипени кружев... Мы сунули под кровать свой саквояж и помчались к морю. Наконец-то и на нашу долю выпал медовый месяц!

Вернулись в самый разгар подготовки ко сну многочисленных постояльцев тети Веры. На веранде перед ситцевой занавеской стояли две раскладушки, для нас был оставлен вежливый узкий проход. Вдоль другой стены в дом и из дому через веранду оживленно ходила публика. Самое неожиданное, тем не менее, оказалось как раз за ситцевой занавеской. Антикварная наша кровать, едва мы на ней разместились, загудела, запела, застонала, как оркестр перед концертом. Ее многочисленные сочленения и пружины, казалось, подстерегали каждое наше движение. Стоило согнуть в колене ногу, и следовал вскрик трубы. Поведи мизинчиком – тонко всхлипнет флейта... Женя вынула из саквояжа зонтик, положила его между нами поверх тонкого общего одеяла и серьезно показала мне кулак, на что кровать ответила восторженно-злорадным авангардистским пассажем.

Этому трудно поверить, но в три алуштинские ночи табу зонтика так и не было нарушено. Что это было со мною тогда? Я страшился повторения апрельских душевных мук. И уже месяца три не раскрывал заветную тетрадь с нерешающейся Задачей, хотя и догадывался, что любовь и творчество равно требуют предельной отваги.

В дневных же наших отношениях не было и тени какой-нибудь ущербности. Вот собираемся мы на прогулку в Алупку и перед поезд­кой моем во дворе головы шампунем, поливая друг другу кружкой из нагретого на солнце ведра. С разбросанными прядями мокрых волос похожа моя Женька на очаровательную ведьму. Я не удерживаюсь и целую ее вишнево-плотные дразнящие губы. И получаю затрещину. Но причесав мне волосы и нежно погладив пострадавшее мое ухо. Женя шепчет: "Какой ты милый!.." и целует меня и прижимается лбом к мо­ему лбу. так что я близко вижу радужку ее восхитительно карих глаз. Потом она скрывается за занавеской и появляется в новом, сшитом в ночь перед отъездом, крепдешиновом платье. Пепельно-лиловый шелк нежно обтекает ладную фигурку гимнастки И чудесные холмики де­вичьих грудей, не ведающих лифчика. Смоляные волосы, высушенные п расчесанные, упали до плеч и превращают ведьмочку в принцессу. "Крымские каникулы" принцессы Женьки Снежиной, в замужестве Величко, начинаются!..

В Алупке в Воронцовском дворце Женя затеяла игру. Щуря глаза, предложила:

– Давай, Санечка, представим, что мы с тобою владельцы этого замка. Только чур, никакие мы не дворяне – крепостники и живоглоты. Мы именно такие, как есть сейчас, рядовой литсотрудник толстого журнала и простой инженер оборонного НИИ. Интересно, смогли бы мы жить здесь прямо вот сейчас же?

Смогли, еще как смогли! Игра мгновенно захватила нас. Мы вхо­дили в очередную комнату и ахали от открывающихся возможностей. Мы азартно жили в пространстве естественной и живой роскоши. Хо­телось упоенно работать за этим вот инкрустированным столом, сидя в этом дивно удобном кресле. Вот эту скульптуру танцовщицы я пода­рил Жене из-за поразительного сходства, хотелось сделать приятное в день рождения. Вот в этом перламутровом ларце лежит у Жени вяза­ние – тот самый свитер, который она начала для меня в Москве... Мы выбрали себе спальню с высокими узкими окнами, открытыми на мо­ре. По утрам солнце еще не заглядывало в эти окна. Мы просыпались от оглушительного птичьего щебета и видели кроны столетних плата­нов.

Но все же, несмотря на все наши фантазии, дворец оставался уд­ручающе пуст. Мы заселяли его друзьями, прослышавшими о нашей невероятной удаче и спешившими к нам в гости семьями. Но друзья уезжали, и дворец опять становился слишком уж просторен для дво­их... В театральной зале Женя, чуть зардевшись, сообщила, что у нас будет десять детей.

– Ты что же, лет десять подряд станешь рожать? – ужаснулся я.

– Не десять, а только пять, Санечка, – вполне серьезно ответила Женя. – Я рожу тебе пять пар близнецов. Моя мама и тетя Лариса бы­ли близнецы. Говорят, это передается через поколение. Вот увидишь, так оно и будет! Дворец навряд ли. а вот квартиру нам тогда выделят, как многодетной семье.