Звездное вещество

На вечере поэзии я прилежно слушал поэтов, выходивших на воз­вышение перед белым экраном летнего кинотеатра. И стихи были хо­рошие. Но мой жонглер продолжал свои упражнения. Временами каза­лось, что вот-вот там у него электронный поток и электромагнитная волна зарифмуются друг с другом, и в вихре непримиримых сил насту­пит желанное согласие. Я совсем переставал слышать стихи и начинал следить за изменениями, происходящими с траекториями электронов помимо моей воли. И снова прикидывал устойчивость и с огорчением возвращался к стихам, звучащим с эстрады... Когда вечер поэзии кон­чился, я испытал опустошение. Решение моей Задачи, казавшееся нын­че таким близким, снова ускользнуло и отодвинулось....В темноте мы поднялись на холм Тепсень. В траве смутно беле­ли тропы. Чернел Карадаг, близкий и массивный под россыпью круп­ных белых звезд. Как округлая черная туча, громоздилась у горизонта Святая гора, и в самой ее кромешной сердцевине красновато и перво­бытно горел одинокий огонь. Пронесся метеорит. Мы остановились. Женя прижалась ко мне спиной положив затылок на мое плечо. Я об­нял ее и приласкал в ладонях грудышкй, как мягких ласковых зайчат... Чуть больше года назад, в пору цветения черемухи в подмосковных лесах, мы так же вот часами смотрели в звездное небо. Женя до утра могла слушать мои "лекции" о галактиках и звездах. Здесь на плоской вершине Тепсеня, мы снова взволновано глядели в лицо вечности.– Женечка, видишь вон ту звезду... – начал было я. но Женя под­няла руку, нашла мои губы и небольно их сжала... Через минутку она вдруг повернулась в моих объятиях и обхватив руками мою шею, жар­ко зашелестела в ухо: "Пойдем же скорее в твой шалаш, Санечка!"В "шалаше" страстно пахла полынь. Полетела во все стороны оде­жда. Полынный ковер щекотал босые ступни. Я нашел в темноте обна­женные плечи. Женин ответ на мой жадный поцелуй оказался вдруг не­привычно бесстыден, и... Боже, зачем только судьба так сурово испытывала нас? Все, как прежде, свершилось разоружающе быстро. А тут еще кто-то явно подслушавший наше дыхание и страстный шепот, громко и со значением прокашлялся у нашей дощатой стены и протопал в сторону туалета. Женя тихо простонала, оттолкнула меня и пала нич­ком на свою постель. Я тупо и потерянно гладил ее затылок и шею, чув­ствуя, что ласка эта уже не может что-либо изменить. Огонь, только что полыхавший во мне, бесследно погас.– Иди, Сашка, к себе и спи, – сказала Женя. – Замечательное же ты выбрал жилье, ничего не скажешь... Ну, уйди же ты, наконец!Я долго лежал в темноте с открытыми глазами, скованный ужа­сом: от сознания, что нас с Женей связывает лишь нежная дружба – прогулки, стихи и звезды. Настоящую страть не испугает чей-то многозначительный кашель.

Женя тронула мое плечо.– Эй, восход солнца проспишь! А ведь договаривались... Ироничное "эй" будто бы проводило незримую черту между на­ми. Я встал и поплелся за Женей на Тепсень, страшась смотреть на ее прямые, совсем еще девчоночьи плечи... Мы успели. Солнце еще не показалось. Между коктебельскими холмами лежали дремотные лило­вые сумерки. Но верхушки Карадага и Сур-Коя уже радостно порозо­вели. На востоке над плоской горой Кучук-Ячышар медленно копи­лось сияние. И вдруг рядом с могилой Волошина, отмеченной одиноким деревом, ярко вспыхнуло, как в окошке кинобудки. И пошло, и пошло вверх в золотистом тумане, вздрагивая и клубясь, солнце.

Женя сделала серию энергичных прогибов и наклонов, потом ловко прошлась колесом вдоль тропинки и стала на руки. Вот ее ноги тянутся к земле, пугающе сильно гнется спина, но ничего страшного не происходит, получается мостик. Рывок – она уже на ногах. Потом кас­кад прыжков и сальто – самая напряженная часть ее "вольных". Вдруг Женя резко остановилась.– Ну что ты уставился, эй? Машешь руками, как ветряк. Ты уже полчаса вот так машешь. Тоже мне утренняя гимнастика! Видишь, вон там старичок бежит? Беги и ты, долго беги, пока не взмокнешь. Марш!Я побежал по тропе, и увидел среди травы на склоне бородатого художника. Он держал на коленях планшет и быстро водил цветными мелками на черной бумаге, изредка поглядывая в сторону мыса Хамелеон. Я подивился энергичному замыслу. На этюде играли горячие тона – желтые, коричневые, алые. Яркое живое солнце только что взош­ло над Хамелеоном, и море у мыса засияло мятой золотой фольгой, черное в промежутках между блестками... Когда я вернулся после про­бежки. Женя была не одна. Она возилась с семилетней дочкой наших хозяев, учила девчонку вставать на руки. Рядом на привязи уже пас­лась коза.Беззубая Панка была шоколадного цвета и с желтыми, как у ее козы, глазами. Белесые длинные космы и такие же белесые от солнца и морской воды трусики. Щуря один глаз, предложила:– Хотите, я вас в Сердоликовую бухту отведу? Только маме ска­жите, что я весь день с вами пробуду, и еды захватите вкусной. Колба­сы, чебуреков и конфет.Шли по тропе в плотном зное под крутым склоном горы. Панка неутомимо шагала впереди. Оглушающе трещали кузнечики в сухой траве.