Звездное вещество

Будто они киску зовут, – обернулась Панка. – Слышите? Кс-кс-кс. Вы артистка, тетя Женя?

Нет. Я редактор.

Как это?

Я книжки готовлю к печати. Смотрю, чтобы в них все было правильно и умно написано по-русски. Поняла?

– Л-а! – неопределенно протянула наша проводница, видимо, ждавшая более ярких впечатлений от нового знакомства. – А дядя Саша?

– Я с самолета без парашюта прыгаю.

– Зачем ты морочишь ребенку голову? – поморщилась Женя. -Лучше отдай ей свои темные очки, все равно носишь в кармане. Видишь, как она щурится.

Слева яростно сверкало море, точно трудилась там добрая сотня электросварщиков. Панка, взяв у меня очки, пристроила их однако же не на носу, а на узкой и костлявой своей груди на манер лифчика, при­крыв большими темными стеклами два крошечных серых соска. Всем троим стало очень смешно.Мы вышли на мыс и увидели синий, будто бы океанский, простор, и океанский же ветер омыл наконец прохладой наши тела и лица. Потянулись Лягушачьи бухты, одна другой краше, разделенные огромными глыбами – "лягушками", что сорвались неведомо когда с немыслимой крутизны скальных стен Карадага, уходящих над нами в небо. Добрались до скалистого, неприступного с виду мыса. Панка, не снимая кедов, решительно вошла в воду под скалой и пошла дальше, пригласив нас повелительным жестом. Оказалось, в скале существует волно-прибойная ниша, и мы успешно обогнули этот мыс, прибегнув лишь в одном месте к не опасному альпинизму... Сжатая с трех сторон высокими стенами. Сердоликовая бухта имела головокружительную бирюзовую глубину и чудный иссиня-черный галечный пляж. По скале, как живица по сосне, стекала родниковая вода. Узкая извилистая расселина в скале уходила куда-то вверх.

– Вот здесь можно подняться к Чертову Пальцу, – сообщила Панка. – Но мы наверх с вами не пойдем, я маме страшную клятву давала. На этом Карадаге уже столько народу поубивалось. Особенно, когда сверху в бухты спускаться пробуют. Теряют тропу, попадают на сыпучку, а потом летят с обрыва на скалы – у-ух!

– А что за следующим мысом, Панка?

– Там Вторая Сердоликовая. Потом Бухта-Барахта, а потом – ой, не помню! – наверное, потом будет долго-долго Стена Лагорио, а за ней Бухта Разбойников. Я все это только один разик с катера видела и не запомнила. А вот у нас в прошлом году жил один такой Вадим из Харькова, так он где прошел, а где проплыл вдоль всего Карадага аж до Биостанции. У него были ласты и надувной матрац и такой теплый резиновый костюм, чтобы не закоченеть в воде.

Мы искупались и принялись копаться в гальке. Вдруг Женя ахнула, я глянул на ее руку, страшась увидеть кровь, а увидел на ее ладони желтовато-розовую галечку величиной с голубиное яйцо.

– Сердолик, сердолик! – радостно завопила Панка. – Тетя Женя, вы очень хороший человек, потому что Сердоличка отдает первую находку всегда самому лучшему.

Панка взяла камешек, окунула его в воду и показала нам против солнца. Сердолик засветился ясным живым огнем, и у меня возникло чувство, будто такой огонь уже коснулся однажды моей души совсем недавно. Что это было? Ах, да! – эта чудесная картинка в горячих тонах на черном листе у бородатого художника... Солнце заполняло бухту зноем, заставляя еще и еще купаться. Вода небывало прозрачная у берега, на глубине была такой же прозрачной, но радостно голубой. Панка учила нас нырять с открытыми глазами. Она плавала, как дельфиненок, и мы не могли с нею потягаться. Обессиленные игрой в салочки, мы буквально выползали на берег, как наши давние кистеперые прародители. И все время от морского простора, синевшего в устье бухты и от голубовато-серых скал исходило дыхание какой-то отчужденной иронической силы. Душа страшилась принять до конца эту красоту и сжиться с нею... Такое же отчуждение исходило и от очень красивой в то утро Жени. Ничем она этого не подчеркивала, но вроде бы вполне обходилось без меня, отвечая на мои вопросы спокойно и односложно. Убрала руку, когда я, лежа животом на гальке, потянулся к ее руке. "Что за глупости при ребенке?" – сказал мне ее холодноватый взгляд....А ребенок-то был с нами весь день и весь вечер. Вернувшись в поселок мы втроем ходили покупать на рынке дыню. Потом торжественно ее поедали. Потом Женя из обношенных Панкиных штанов сшила ей отличные шорти'ки. Подстригла и вымыла девчонке волосы. Мы остались наедине только в полночь. Женя лежала в постели ничком, полуобняв подушку. Я погасил свет и, прилегши к ней, прильнул щекой к ее плечу.

– Ложись и спи, Саша, – сказала Женя негромко. – И не приходи, пока я тебя сама не позову, что-то во мне вчера сломалось. Все серьезнее, чем ты думаешь.