Звездное вещество

В эту ночь мне впервые приснился пугающе ненужный сон, в ко­тором была Юлия... Снилось то, чего никогда не было – прощание после получения дипломов. Мы сидели рядом на зеленом сундуке в прихожей, страшась прикосновения, как электрического удара. За ок­ном близко и подробно был виден кирпич брандмауэра. И день снару­жи был июньский солнечный, и свет его обильно втекал в узкую, все­гда затененную расщелину между домами. Полумрак в прихожей был разбавлен этим золотисто-медовым светом. Нам было нужно что-то сказать друг другу, но я не мог назвать ее имени. Оно непроизносимо было и запретно. И не мог отвести взгляда от милых губ с глубокими уголками... Вдруг потянулся рукой к светлой прядке на ее виске, чего делать уж никак не следовало, и проснулся. Боль, вынесенная из сна, наяву мгновенно обернулась мучительной виной и стыдом. Я невольно простонал и прижался щекой к горячему и наяву любимому плечу.Уже в первые месяцы жизни дочерей я почувствовал, что стал от­носиться к Жене по-другому, с каким-то новым оттенком нежности... Во время ночных кормлений я помогал ей управляться с орущими Машкой-Дашкой. Что-то приносил, что-то уносил, обмывал, смазы­вал, пеленал, пока умиротворенные дочери не затихали, симметрично припав к маминой груди. Женя кормила при свете ночника. "Спи те­перь, Санечка, спи. – говорила она. – У тебя завтра работа". Но мне казалось нечестным засыпать раньше Жени, и я только чуть задремы­вал, лежа за ее спиной и согревая телом ее поясницу, начавшую поднывать после родов. "Зубчик" из кардиограммы ушел, а вот это прицепи­лось... В том полусне-полуяви виделась мне установка, в которой вещество плазмы в миллионную долю секунды схлопывается в сверх­плотную точку. Утром, пока цеховая круговерть еще не кружила мне голову, я отдавал себе довольно точный отчет об этих ночных грезах, набрасывал какие-то эскизы... Но сооружать эту установку мы с Пересветовым принялись только через год, который ушел на выбивание площадей под нее...

Пожалуй, следующая зима оказалась еще счастливее предыдущей! Мы получили через профсоюз вот эту "двадцатиметровку". Дочери уже начали ходить и лепетать, но Женя еще не работала. У меня креп ко наладилось дело в цехе, и я мог теперь выкраивать время для своего заветного, стал мотаться в Дубну – выпрашивать у физиков шеститон­ный магнит от списанного циклотрона. Пересветовские однокашники по МИФИ охотно его нам отдали, но на пути встал некий администра­тор, который никак не мог или не хотел определиться с формой финан­совых расчетов и безаппеляционно говорил мне: "Да не нужен он вам, ей богу! Будет где-нибудь на задворках у вас ржаветь. Подумайте, во что вам обойдется одна только его перевозка!" Была мягкая много­снежная зима. Приезжая в Дубну, полупьяный от обильного тихого снегопада, я шел через лес к Ядерному центру, и радостно верилось -вот построим мы свою установку и тогда!.. В конце концов, "моя взя­ла", и шеститонный магнит на мощном "КрАЗе" поехал в Синявино.

Вакуумная камера, сделанная Рябинкиным по моим эскизам, бы­ла уже не просто разрядной трубкой, как в наших с Кухаревским экс­периментах в Таганроге. Она допускала быструю переборку, обеспечивала смену наполняющих газов и подачу на электродную систему больших импульсных напряжений. Она была способна проанализиро­вать параметры плазмы и "запомнить" явления, промчавшиеся за мик­росекунду... Впрочем, это чудо экспериментальной физики удалось довести до необходимого совершенства лишь к лету 67-го.Я тогда вернулся из Коктебеля, где Женя отважно осталась с доч­ками еще на один срок в "татарском домике". Как верилось в успех при первом включении установки! Но результат сильно разошелся с теорией – на пять, примерно, порядков. Не удалось нам сходу полу­чить вещество звезд – "белых карликов". И потянулась эстафета пере­делок и усовершенствований. За два последующих года мы с Рябинкиным отвоевали только два порядка величины плотности. Эффект наблюдается, но в тысячу раз слабее ожидаемого! В чем причина? В чем?

Женя пошевелилась, подняла голову. – Не спишь. Почему, Санечка?.. Спи, родной.