Звездное вещество

Я сидел на кухне в своем "рабочем углу", привычно положив пе­ред собой лист чистой бумаги и авторучку. Соседи, досмотрев телеви-зор, пили чай, весело делились впечатлениями от похождений четырех танкистов и их собаки. Посматривали они на меня не без насмешки... Как же стыдно быть неудачником! – думалось мне горестно. – Прав Матвеев – нужно молиться одному богу. Кажется, он подозревает, что я бегаю в лабораторию Пересветова в надежде наскрести материал для диссертации... Ужасно стыдно! Не будет ли сегодняшний полууспех вообще пределом, этаким потолком достижимых уплотнений? Тогда всему конец. Для реакции термоядерного синтеза в смеси дейтерия с тритием требуется минимум десять плотностей воды".В этот вечер белый листок у меня так и остался чистым. Не было уже никаких идей по совершенствованию нашей установки. Ушли на покой соседи, затихли голоса детей и Жени в комнате. Я вошел ти­хонько. Женя лежала ничком, обнимая подушку. Спросила, не подни­мая головы:

– Ну, хоть получилось у вас что-нибудь стоящее?

Соблазн похвалиться полууспехом был велик. Так и подмывало сказать, что еще на один порядок величин удалось приблизиться к це­ли. Пока это не "солнышко в ладонях", но ведь еще не вечер...

– Путного ничего не получилось, – сказал я тускло. – Сажа бела.– Жаль, что дети маялись впустую четыре с лишним часа. Причи­на хоть ясна тебе? Когда теперь выйдете на новую серию опытов?

Промолчать или сказать о полтавских "сватах"? Теперь-то уж надолго наступил конец нашим с Рябинкиным "полетам"! Нелетная будет погода, пока технологическая документация на "Эллинг" не бу­дет переведена в Полтаву.Утром приехала Надежда. Сестры не виделись месяц, но казалось, их разлука длилась годы. Машка и Дашка тоже неистово радовались тетке. Да что там, даже соседка Татьяна и та оттаивала при встрече со спокойной и демократичной ткачихой с Трехгорной. Вскоре по квар­тире распространился аромат слив, кипящих в густом сиропе... Этот запах возвратил меня во времена четвертьвековой давности, в осень 44-го. Вырвав меня из детдомовского полубытия, бабушка вернулась в Благовещенку, и я впервые в жизни увидел дерево, облепленное спе­лыми беловато-сизыми сливами. Вот только варенье тогда не вари­лось, не было сахару, а сушила бабушка зрелый чернослив в зеве разо­гретой печи, и те разогретые сливы пахли так же, как сейчас.

– Саша, ты собрался? – спросила Женя. – На электричку не опо­здаем?

Она была одета в свое "королевское" пальто, купленное два года назад после памятного коктебельского лета в "татарском домике". Оно очень шло Жене. Соседская дочка однажды воскликнула: "Тетя Женя, сейчас по телику показывали встречу английской королевы, на ней было точно такое пальто!" С тех пор оно "королевское".

– Привезите из Москвы что-нибудь интересненькое, – попросила Даша, мечтательно щурясь.

Я невольно нащупал сквозь полу пиджака на груди плотненькую пачку из десяти сторублевок. "Жаль, что не достает двух сотен, – по­думалось мне. – А то ведь и привезли бы!"В электричке Женя раскрыла свежий номер своего "родного журнала". Подготовленные ею материалы появлялись далеко не в каждом его номере, но каждый новый номер этого яркого молодежного изда­ния Женя прочитывала от названия до списка редколлегии. По тому, как часто хмурилось ее лицо, я понимал, что не все ей там нравится. Что ни говори, а журнальчик этот пустяковый. После рождения детей и трехлетнего отсутствия она не смогла вернуться в прежний свой "толстый" журнал.

– Приехали, – сказала Женя и, сложив пополам, сунула журнал всумку. – Кстати, Санечка, возьми вот это. Здесь двести пятьдесят. Одолжила под будущий гонорар. В мартовском номере "Иностранки" пойдут мои переводы африканских поэтов. Да не смотри ты так испу­ганно, не знаю я суахили, переводила по подстрочнику, разумеется. Надеюсь, кое-что тебе даже понравится.

Профессор Ивашечкин жил на Ленинских горах. Мы нашли уют­ную улицу и громадный дом с обильной лепкой на сельскохозяйствен­ные темы со снопами, яблоками и мощными виноградными гроздьями. В невиданно чистом подъезде дежурная пристрастно выяснила к кому мы идем, и только тогда нажатием кнопки на своем столе распахнула лифт. Я отметил про себя, что в такой лифт войдет и рояль. Открыл нам седой подтянутый мужчина лет шестидесяти. Взгляд его серых глаз, не по возрасту живой, задержался на Женином лице. Спохватив­шись, он быстренько глянул и на меня, будто прикинул, а стоит ли мне продавать свой "Рениш". Жестом пригласил войти.В гостиной в окружении старинной мебели стоял темно-коричневый "Рениш". Казалось, он насторожился при нашем прибли­жении. Он не мог еще поверить, что будет продан и увезен. Мы с Же­ней переглянулись – инструмент выглядел отлично. Хозяин открыл клавиатуру и поднял верхнюю крышку. Пахнуло духом старого благо­родного дерева. Профессор бойко заиграл какую-то опереточную ме­лодию. Инструмент звонко запел, сочно и бархатисто зарокотал.