Звездное вещество

– Говорят, ты уходишь в науку? – спросила Светлана. – В цехе пе­чаль. Тебя ведь у нас все любят, а теперь жди, что приставят на место Матвеева черт-те кого, мучайся потом. На самом деле жаль, Сашка!– Обойдется, Светик! Нынче утром я встретил в магазине Мат­ веева,и мы с ним расставили все запятые. Он сказал: "Раз такое дело, на пенсию они меня не выгонят!" А он еще мужик крепкий.

Наполнили рюмки коньяком, чтобы проводить уходящий год. Женя обернулась ко мне, нежно и благодарно посмотрела в глаза. Не­много оттаяло сердце, остуженное ревностью при взгляде на две скло­ненные друг к другу головы.Следом же и незаметно за общим смехом и трепом подступила полночь, и вот уже звон курантов, и глухие хлопки шампанского и ко­мок в горле, и "С новым годом, с новым счастьем, дорогие товарищи!" Когда встали с поднятыми бокалами, Женя снова жестко оставила сво­его собеседника и, торжественно серьезная, смотрела мне в глаза. Мысленно считая удары часов, я думал о прожитом в Синявино деся­тилетии. Только три года были темные и пустые – без Жени. А за ок­ном наплывало новое десятилетие – Семядисятые годы. Что нас ждет там?Дискуссия завязалась в третьем часу, когда все уже устали от танцев и начали трезветь от крепкого горячего чая. Пьянеть от вина по­вторно уже никому не хотелось. А хотелось как раз яростного "философского" спора. О ходе времени, о смысле жизни, о тонкой ни­точке судьбы, твоей и моей, вплетающейся в непрерывно текущую ткань Настоящего, переменчивую и непостижимо сложную. Толчком к спору послужила неожиданная постановка Одинокой Лидой вопроса, который показался бы трюизмом в другой обстановке: ⁴– Зачем существует человечество?

– Как считает мой друг и учитель Андрей Тарковский, – сказал Дымов, – человечество существует, чтобы создавать произведения ис­кусства.– Как бы не так, – хмыкнул Пряхин. – При таком подходе мы за­будем главное. Что человечество венчает собою ноогенез, то есть рож­дение и самопознание мыслящей материи во Вселенной. Можно смело приравнять, никого не обижая, художественную ценность наскального доисторического рисунка и рисунка Пикассо. Берусь доказать это даже Дымову. Но посмотрите, какое различие в постижении мира за это время! Непрерывный экспоненциальный рост знания, и конца ему пока не видно. Так что, дорогие братья по разуму, человечество существует для того, чтобы с помощью науки увеличивать сумму знаний о мире и о себе.

Дымов, разумеется, стерпеть подобное не смог. Он показал, что означенная сумма знаний, понимаемая Пряхиным прагматически, лишь вооружает технику и производство, а это ведет, в конечном ито­ге, к одному, к экологической катастрофе. Так что задача искусства обретает прямо-таки боевую роль, ибо нечем больше остановить раз­рушительную машину так называемого прогресса, как только обраще­нием к человеку, к исходному понятию гуманизма... Здесь Пряхин уже в спор не вступал, он сделал свое дело. Нашлись другие крепко несо­гласные с Дымовым. Пламя спора становилось все жарче. Вскоре Ды­мову, допустившему в адрес науки откровенно оскорбительный выпад, вообще запретили открывать рот. поскольку он фактически "ренегат от науки". Дымов обиделся. Откинувшись на диванную спинку, он де­лал вид, что ему совершенно неинтересен детский этот спор и занялся оборочкой на Светкином рукаве... Выбывание из игры главного анта­гониста привело к затуханию дискуссии. Неожиданно наступила даже пауза, тяготившая очевидной незавершенностью. Молчавшая до сих пор Женя сказала: