Звездные дороги

Закончив с рождественскими покупками, он понял, что писать курсовую по выбранной теме не собирается, а к работе над другой просто не готов. Больше в этом унылом городишке делать было нечего, так что ничего не оставалось, кроме как идти домой.

Войдя в гостиную, он увидел мать плачущей – подумать только! – над рождественским чулком.

– Не беспокойся, мама, – сказал он. – Ты весь год вела себя хорошо, так что на этот раз в чулке угля не будет.

Коротко рассмеявшись, она быстро запихала чулок обратно в коробку. Только теперь Питер понял, чей он.

– Мама, – проговорил он, не в силах сдержать укоризненный тон. – Эндер вовсе не умер – он просто в Боевой школе. (Поднявшись со стула, мать направилась в кухню.) – Мама, с ним все в порядке.

Она повернулась к нему, и глаза ее яростно вспыхнули, хотя голос оставался спокойным.

– Вот как? Ты что, получил от него письмо? Или он тебе звонил? А может, администрация школы прислала тебе секретный отчет, который не предоставляется родителям?

– Нет, – ответил Питер, с трудом сдерживая досаду.

– В таком случае ты даже не знаешь, о чем говоришь, – язвительно усмехнулась мать, и ее презрительный тон еще больше раздосадовал Питера.

– Можно подумать, оттого, что ты гладишь этот чулок и рыдаешь над ним, что-то изменится.

– До чего же ты мерзкий тип, Питер, – бросила она, проходя мимо.

Он последовал за ней в кухню.

– Могу поспорить, в Боевой школе тоже вешают рождественские чулки и кладут в них игрушечные космические корабли, которые издают крутые звуки стрельбы.

– Мусульмане и индусы, которые там учатся, уж точно по достоинству оценят рождественские чулки, – усмехнулась мать.

– В общем, мама, чем бы они ни занимались на Рождество, Эндер по нас скучать вряд ли станет.

– Может, ты бы и не стал, но это вовсе не значит, что не станет он.

Питер закатил глаза.

– Естественно, я скучал бы по вас.

Мать промолчала.

– Я вполне нормальный парень, как и Эндер. Просто ему некогда скучать и он вполне справится. Он привыкнет. Человек привыкает к чему угодно.

Медленно повернувшись, мать дотронулась до его груди, а затем подцепила пальцем за ворот рубашки и привлекла к себе.

– К потере ребенка невозможно привыкнуть, – прошептала она.

– Он же не умер, – возразил Питер.

– Все равно что умер, – сказала мать. – Я никогда больше не увижу того мальчика, который покинул этот дом. Я никогда не увижу его ни семилетним, ни девятилетним, ни одиннадцатилетним. Я не буду помнить его в этом возрасте – он останется лишь в моем воображении. Все будет точно так же, как и у родителей умерших детей. Так что пока ты, Питер, хоть чуть-чуть не научишься разбираться в простейших вещах – к примеру, в человеческих чувствах, – может, тебе лучше просто заткнуться?

– И тебе счастливого Рождества, – ответил Питер и вышел.

Его собственная комната показалась ему странно чужой и пустой. В ней не было ничего, что как-то отражало бы его личность. То было сознательное решение с его стороны – любое проявление индивидуальности дало бы преимущество Валентине в их бесконечной дуэли. Но сейчас, когда в его ушах все еще звучали материнские обвинения в бесчувственности, спальня казалась ему настолько стерильной, что он возненавидел того, кто предпочел в ней жить.

Вернувшись в гостиную, он полез в коробку с рождественскими чулками и извлек всю кучу. Мать вышила на каждом чулке их имена и символические картинки. На его собственном чулке был изображен космический корабль, а на чулке Эндера – паровоз. Ирония судьбы: придурок Эндер оказался в космосе, а он, Питер, застрял на Земле с ее паровозами.

Сунув руку в чулок Эндера, Питер заговорил, изображая куклу-перчатку:

– Я самый любимый у мамочки, и я был очень, очень хорошим!

В чулке что-то болталось. Засунув руку глубже, Питер вытащил пятидолларовую монету – никель, как ее называли, хотя эта стоила в десять раз дороже той, давно вышедшей из употребления, монетки.

– Что, подворовываешь из чужих чулков? – спросила мать, стоя в дверях.

Питер смутился, будто его в самом деле застали за преступлением.

– Чулок показался тяжелым, – ответил он. – Я просто посмотрел, что там.

– Что бы там ни было, оно все равно не твое, – весело бросила мать.

– Я и не собирался его себе оставлять, – сказал Питер. Хотя, естественно, он именно так бы и поступил, предполагая, что о монетке просто забыли и никто ее не хватится. Но именно над этим чулком рыдала мама. И она точно знала, что там лежал никель. – Ты что, все так же каждый год что-то кладешь в его чулок? – недоверчиво спросил он.

– Чулки наполнял Санта, – ответила мать. – Я тут ни при чем.

Больше всего пугало то, что в ее голосе не слышалось ни малейшей иронии. Кто знает, может, она и впрямь в это верила?

– Ох, мама… – покачал головой Питер.

– Тебя это никак не касается, – сказала она. – Не лезь не в свое дело.