Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

Кто тогда встал против обывательщины и азиатчины? Тот же, кто теперь поддерживает Стаханова и стахановцев, — прежде всего лучшие инженеры, лучшие ученые, лучшие большевики. Управление нашей промышленностью — это сочетание всенародной инициативы с централизованным руководствам… Старики на Кавказе советуют: будь первым, когда надо слышать, и последним, когда надо говорить. Слушай, Серго, и прислушивайся. А уж коли раскроешь рот, не забывай, что существует лишь один способ влиять на других: сказать им о том, что стало предметом их желаний, и показать, как этого добиться.

Пригласил Стаханова и стахановцев в Москву на Октябрьские праздники, потом собрал у себя в кабинете. Сквозь проемы высоченных окон мягко сеется свет скупого дня, а на длинном столе сияют яблоки и апельсины. Стулья, что поближе к рабочему месту наркома, уже заняты. Вот и сам он — идет, задерживаясь возле каждого гостя, жмет руку кряжистого могучего парня. Здоров, крепок, надежен. И так ему тесен впервые надетый москвошвеейский пиджак, так некстати галстук, повязанный конечно же в последний момент директором или парторгом.

— Я, товарищ Серго, со станкозавода вашего имени в Москве.

— Ты — Гудов? Поговорим особо о том, как тебя выгоняли. — Переходит к худощавому, наголо стриженному хлопцу, с бледноватым лицом, с большими серыми глазами и девичьими ресницам к, ласково трясет за плечо: — Вот ты какой! А я думал, Стаханов — великан…

Как только перестали хлопать в ладоши, слегка успокоились и вновь расселись, Серго к делу:

— Ну, расскажите, какие чудеса творите. Как добиваетесь?..

Пошли выступления. Первым — Алексей Стаханов, за ним Петр Кривонос, Александр Бусыгин, Евдокия Виноградова, Мария Виноградова, Иван Гудов. Тут Серго кивнул:

— Гудов пусть расскажет в течение пяти минут, как его выгоняли с завода.

Гудов подошел к столу наркома, одернул пиджак, выпростал шею из галстука, глянул прямо, без робости, вроде даже с вызовом: вот он, каков я, задира. Загудел молодецким, чуть хрипловатым баском. (Может, за то из рода в род и Гудовы?):

— Так и так. Тяжелые станки делаем, агрегатные, специальные. Освобождаем страну от зависимости. Завод у нас отличный, начали строить в тридцатом, пустили в тридцать втором. Я тоже тачку гонял, подучился — поставили фрезеровщиком. Директор вызывает: «Нарком дал нам установку в ближайшее время перекрыть проектную мощность». Мастер задание дает: надо сделать то-то и то-то, поработай хоть три смены, но сделай. Почему не сделать? И зачем три смены? Шариками будешь крутить — за одну сделаешь… В общем, четыреста с лишком процентов и без брака — одна к одной крышечки запорные!

Серго перебил:

— Это мы и без тебя знаем. Ты, во-первых, раскрой секрет как добиваешься такой выработки при высоком качестве, а затем расскажи обязательно, за что тебя выгоняли.

— Товарищ Серго! Вы меня прервали и минуту отняли. Теперь давайте мне больше времени.

— Хорошо, хорошо, дорогой! Не серчай, пожалуйста.

— Как добиваюсь? Люблю работу, и она меня любит. Интересно мне работать — сделать охота, совладать… Загодя узнаю, какое будет задание: ага! Шарики закрутились. Заступаю, а станок у меня зеркалом блестит, а заготовочки ладком под рукой, а план в голове на всю смену, как и что, как силу ровно блюсти — до последней минуты, а не выкладываться сразу, по первости, чтобы потом высунувши язык плестись. Не работа — удовольствие, слажа! Если где какую наладку, приспособку примечу, не пройду мимо: перенять надо, Ванюха! Или сам сделаю, или добьюсь, чтобы мне сделали, а то и за два оглядка. Что смеетесь? Говорю как есть, не врать же… Болтают, жадный я. Не кулак я, товарищ Серго! Я — хозяйственный: где какую железку найду, хоть в мусорном ящике, пригляжусь — и съесть погано, и выбросить жалко. Припрячу — ан, сгодилось! Вы посмотрите, что у нас на свалках валяется! Руки-ноги повыдергивал бы тем, кто выбрасывает! В общем, стал работать двумя фрезами вместо одной. А выгоняли меня, товарищ Серго…

Бузил больше всех: из двадцати пяти дней одиннадцать вовсе не работали. «Зарплата горит, ну а класс-то, сами знаете, жажду разве квасом налипает? И обязательства… Совестно! Зачем было слово давать, коли сдержать не можешь? Ну и выражался маленько… «Замоскворецкий хулиган, — сказали, — Ванька Гудов». Да какой же он хулиган, Иван Иваныч, сын собственных родителей?..

Орджоникидзе встал, прошелся, положил руку на плечо сидевшего у стены, под картой Советского Союза:).

— Товарищ Сушков! Ты молодой директор, большевик, в Красной профессуре мы тебя учили… Как терпишь? Что собираешься делать с саботажниками? Кто мешает стахановцам, кто стоит на нашем пути… — сметем. Сметем беспощадно!

Долго не ложился он в тот номер. Все рассказывал, рассказывал возбужденно жене, брату и дочери: