Звездный табор, серебряный клинок

Остановился и огляделся, уверенный, что сейчас-то они и вовсе лопнут от восторга. Но мои "подданные" смотрели на меня тупыми взглядами, а иногда и коротко переглядывались между собой с какими-то подозрительными ухмылочками.

Текст они не поняли, что ли?

"Что, "древнерусский" плохо учили?" - хотел спросить я. Но вместо этого вопрос задан был мне:

- А что... - осторожно-осторожно начал один голубоглазый, видно, самый смелый "пчеловод" отдыхающей смены, - разве в двадцатом веке уже был изобретен мнемогравитат?..

Я не сразу понял смысл этого вопроса. А когда понял, слегка разозлился. Вот же придурки! Как мне им объяснить, что под словом "летать" я, сочиняя эту песню, подразумевал быть свободным, а не реальный физический полет?.. Да никак не объяснить. И не буду я этим заниматься. Пусть лучше считают меня вруном. Хоть это и нежелательно.

Я спросил смельчака:

- Ты уверен, что понял песню правильно?

- Нет, - честно признался он.

- То-то и оно, - кивнул я. - Подумай как-нибудь на досуге. Сумеешь понять, я подам тебе руку.

В сердцах я опрокинул в глотку остатки водки, вернул балисет хозяину и спросил Филиппа:

- Не пора?

- Пора, - согласился он, глянув на часы, и поднялся.

Поднялся и я. Но, прежде чем двинуться к выходу, Филипп сказал:

- Простите, государь. Я поражаюсь вашей выдержке. Неужели у вас нет вопросов ко мне?

У меня были вопросы. Масса вопросов. Но я собирался задать их первому лицу, а не заместителю.

- Нет, - твердо ответил я.

- Тогда... От лица моих товарищей я хочу поблагодарить вас.

- За что? - удивился я.

- За все, - значительно произнес он. - О сегодняшнем дне я, да и все мы будем рассказывать внукам. А они еще и не поверят... Мы не присягали вам на верность, у нас не было на это времени. Мы еще сделаем это - в более торжественной обстановке. Но и сейчас мы клянемся служить вам верой и правдой, не жалея живота своего. Клянемся? - глянул он на товарищей.

- Клянемся! - хором отозвались те.

Я почувствовал, что к горлу моему подкатил комок. Вот же, блин. Стоит выпить, и ты становишься чувствительным, как барышня.

- Ладно, - махнул я рукой, чувствуя, что мой голос предательски дрогнул. Погнали за дядюшкой Сэмом.

- Одна маленькая формальность, - сказал Филипп мне уже в коридоре. - В наши корабли, а они военные, физически способны войти лишь люди, имеющие статус социальной значимости не ниже определенного.

- Вы хотите сказать, что я не имею права лететь с вами? Так что же вы морочили мне голову?!

- Я хочу наделить вас этим статусом. Точнее, разблокировать его.

- Что это значит?

Филипп слегка замялся, но продолжал:

- Открою один секрет. Мне не хотелось бы говорить об этом, но я не могу быть с вами не откровенным...

- Так в чем дело? Говори. Я слушаю.

- Сэмюэль наделил вас способностью управлять гравигенераторами. Обычно одновременно с этим человек получает один из самых высоких статусов социальной значимости. Но Сэмюэль поосторожничал и, наделив вас таким статусом, заблокировал его.

- Все ясно, - кивнул я, думая про себя: "Вот же свинья... Скольких опасностей мог бы я избежать, не "поосторожничай" дядюшка Сэм..." - Так действуй, - кивнул я Филиппу. - Что для этого надо?

- У нас есть специалист. Пройдемте в его кабинет.

* * *

Мы - пятьдесят вооруженных до зубов "пчеловодов", Филипп и я - высыпали под открытое небо. Аджуяр, конечно же, будет рвать и метать, что я не прихватил ее с собой. Но это не так уж сильно волнует меня... С удивлением я обнаружил, что утро еще не настало. На улице царила тьма, и Филипп с гордостью шепнул мне:

- Это Сэмюэль добился того, чтобы эта часть города не освещалась.

Я не совсем понял, что в этом хорошего. Конспирация? Я промолчал, вдохнув полной грудью воздух и чувствуя по его свежести, что приближается гроза.

- Разобрались в колонну по три, - негромко скомандовал Филипп и стал медленно подниматься над землей, одновременно двигаясь вперед. Я последовал его примеру, и тут же справа и слева ко мне пристроилось по бравому молодцу. Я глянул назад. Мы летели ровным строем, Филипп двигался рядом, чуть поодаль. Таким образом, я находился в центре первой шеренги, и то, что я был в положении рядового бойца, мне понравилось. Я не хотел быть знаменем. Я хотел быть реальной боевой единицей.

- Горизонталь! - скомандовал Филипп, и я, чуть замешкавшись, принял так же, как все остальные, горизонтальное положение.

- Скорость! - прозвучала следующая команда, и мы помчались все быстрее и выше.

- Так держать, - остановил ускорение и подъем Филипп, когда в ушах у нас уже засвистел ветер.

Мы мчались высоко над сверкающим рекламой ночным Ерофеевым. Грозная вереница воинов над игрушечными небоскребами. На миг небо осветилось слабым всполохом зарницы и гулко, но негромко, словно кто-то потряс лист железа, пророкотал гром. Неожиданно, со всей возможной остротой, я почувствовал, что этот мир все же нравится мне. Что мне вообще нравится жизнь. Тревожное состояние природы будоражило мои притупившиеся и уснувшие в пути сюда чувства. Или это дает знать о себе еще не улетучившийся хмель? А может быть, я просто захмелел от скорости?