Звездолет с перебитым крылом

Прибрежные воды обмелели, песок выгнал глубину к центру, и залив обмелел по краям, здесь его пересекали острые песчаные косы и душили толстые песчаные отмели. Вода, оставшаяся между ними, зеленела, думаю, поднявшись еще на несколько километров, я увидел бы, что это похоже на желтые деревья с зелеными листьями. На секунду мне захотелось приземлиться, посидеть на песочке, погреть ноги. Раньше вода в заливе была холодна даже летом, теперь она достаточно прогревалась в небольших и мелких старицах, окруженных песчаными барханами и холмами, теперь там было тепло.

Залив кончился, я пересек его неожиданно быстро, скользнул над Неманом и теперь шел над зеленой равниной.

Когда-то здесь были города. Города, городки, поселки, заводы, дороги, реки, замки, область была населена густо и многочисленно, война снесла почти все, после трех лет над землей не осталось ничего, кирпичный прах, химический пепел. Уцелевшие жители не захотели возвращаться, и на месте городов и поселков высадили лес. Много-много леса, много-много лет. Но если забраться на достаточную высоту, то через зелень и почву проступят ребра прошлого: очертания поселений, нитки железных дорог, арки мостов и блюдца водохранилищ.

Топографические призраки.

Говорили, что они есть, что их видно, особенно в первую половину дня.

Я, если честно, не увидел никаких топографических призраков, возможно, стоило подняться выше, однако и на этой высоте трясло весьма сильно, так что забираться еще выше не стоило. Впрочем, я уже прилетел.

— Пункт назначения достигнут, — сообщил вертолет. — Замок Инстербург. Начинаем снижение.

Я вернул управление, смотрел.

Никакого замка я тоже не увидел: коричневая черепичная крыша, руины, да и то незначительные, так, небольшие. Остатки стены, луг, пруд в форме баранки. На лугу темнели ховеры, два, мордами в разные стороны, один темный в оранжевую полоску, другой в черно-белый шахматный квадрат. Ярослав и Лютер. За прудом, в лесу лежал кит. Не скелет кита, а вполне себе кит, надутый, в серой гладкой шкуре, с широкими плавниками. Топографический призрак, на всякий случай я моргнул, но призрак не исчез. В процесс посадки я не вмешивался, я люблю взлетать.

Вертолет сел в сторонке от ховеров, фонарь с шипением отстегнулся, я выскочил на траву и направился к замку.

Тихо. Вблизи Инстербург напоминал старый кирпичный дом северной европейской архитектуры. Справа виднелось строение, которое я принял сверху за руину, но на самом деле оно, по-видимому, являлось реконструкцией крепостной стены — кирпич лежал по-новому неумело, криво.

Ворота замка были открыты, но не гостеприимно, а кое-как, похоже, с прошлого года, травой заросли. На правой створке ворот висели ржавые цепи, назначения которых я не знал и решил для себя, что это вериги. Наверняка вериги.

Под аркой ворот покачивалось несколько железных фонарей, но не старинных, а явно недавнего производства — слишком уродливо они были сляпаны. Я подпрыгнул, хлопнул самый уродливый фонарь, он качнулся и тут же издал некоторый печальный и протяжный звук, отчего я немедленно понял, что это произведение Лютера. Поющий фонарь.

Я вошел во внутренний двор, просторный и запущенный, с дощатой эстрадой, здорово напоминавшей эшафот, с каменной плитой, похожей на тощую Баальбекскую платформу. Вокруг этого эшафота торчали врытые в землю скамейки, на них располагались Лютер и Ярослав.

Лютер сосредоточенно точил страшный с виду нож — черный, с глубоким долом и зубатой пилой на обухе.

На соседней скамейке Ярослав чистил «маузер». Пистолет. Отец, бесспорно, человек опытный, видит вдаль.

— Привет, — сказал я.

— А, это ты, Макс, все-таки прилетел, — зевнул Лютер. — А я думал, пианистка…

— Почему пианистка? — не понял Ярс.

— У меня соседка-пианистка, — Лютер посвистел. — Так она вот на таком тоже летает. На геликоптере.

Ярс поглядел на меня с подозрением.

— А ты, Максик, не того… На пианинах играть не пробовал?

И засмеялись. Теперь они меня съедят с этим «Тунгусом», не, надо открывать допуск на ховер.

— Не, мне не хочется, — ответил я. — Говорят, Тыквер на пианино неплохо играет. Ну да он вообще все неплохо делает…

Остроумие моих друзей увяло. Лютер продолжил проверять лезвие на остроту, Ярс оттянул курок, вставил в «маузер» обойму и щелчком загнал в магазин патроны.

— Кстати, Макс, напоминаю, — сказал Ярослав, целясь в стену. — Пока мы в замке, используем только старинные вещи. Чтоб по-настоящему, заповедно.

Заповедно. Понятно.

— Макс прав, — сказал Лютер. — Музыка — это правильно. Мелкая моторика пальцев развивается, а мелкая моторика напрямую с мозгом связана.

Лютер постучал себя по голове рукоятью ножа.

— Именно поэтому я развиваю руки, — заметил Ярослав.

— Многие ученые играли на скрипках, — заметил Лютер.

— Многие ученые играли на гуслях, — заметил Ярослав. — И развивали руки.

— Хорошая идея, — сказал Лютер. — Гусли я еще не делал…

Ярослав принялся целиться в воробья, купавшегося в пыли перед помостом.

— Вы что, тут вдвоем? — спросил я. — А где смотрители?