Звёзды ещё горят

Рая взглянула на неё, неоднозначно вздëрнув брови.

– На самом деле странно не то, что он рассказал нам, а то, что об этом знаешь ты. Не думала, что вы настолько близки.

– Так получилось, – Стелла отвернулась, будто заинтересованная надписями на бенто-тортиках. – Он не писал? Как у него дела?

Рая, словно ничего и не заметила, воодушевлённо попросила женщину упаковать ей красивые на вид, но ужасные на вкус печенья с изюмом в форме гитары и нот.

– На производстве случился пожар из-за чьей-то халатности, и его мама сильно пострадала, – с каждым произнесенным словом выражение её лица становилось всё менее радостным и лучезарным. В конечном итоге осталась только слабая улыбка. – Ты знала, что у него из родителей осталась только она? Марк немного фанатичен касаемо некоторых вопросов, и почему-то он решил, что виноват в уходе отца, и теперь пытается утянуть на себе две роли.

– Но он говорил о родителях, что они всегда много работали.

– Как я успела понять, так он говорит о маме и тёте, может, даже и о дяде – не уверена. Однажды он сказал Паше, что для него родители – это не совсем те люди, из-за которых он родился, а те, кто его воспитывал. Наверное, он в чём-то прав.

– Я думала, он был счастливым ребёнком, – растерянно произнесла Стелла.

Рая скосила на неё взгляд, принимая от продавщицы симпатичный белый пакетик со скромными картонными коробочками.

– Одно другого не исключает: у него могло быть непростое детство, но это не значит, что он не был счастлив. Не стоит видеть Марка как бедного мальчика, которого надо жалеть, – непонятно сухим голосом произнесла она, будто стыдя Стеллу за её осторожность относительно прошлого юноши. – Мне кажется, ты хочешь поступить правильно, но, если будешь ходить вокруг него на цыпочках, сделаешь только хуже. Марк заслуживает, чтобы его видели таким, какой он сейчас, а не через призму прошлого. Никто этого не заслуживает.

Мурашки пробежали по коже, Стелла устыдилась своих чувств, осознав, что и правда часть неё была полна жалости к юноше, сочувствия к его прошлому, и все эти эмоции мешали ей как-то иначе смотреть на него. Жалость – это одно из самых неблагодарных чувств к человеку, когда он этого не просил.

Рая вздохнула, улыбнулась и по-дружески сжала плечо знакомой. Она что-то сказала и вышла из лавочки. Повернувшись, Стелла увидела, как она снова говорит с кем-то по телефону. Скорее всего, с Антоном. И кого она пытается обмануть?

– А вы что-нибудь выбрали?

– Да, я возьму это пирожное с вишней, – помолчав пару мгновений, Стелла добавила смущённо: – Не могли бы вы завязать светло-зелёную ленточку?

Женщина понимающе улыбнулась, из-за чего Стеллу прошибло током: все её мысли были написаны на лице так явно, будто она громко о них кричала. Как же это, наверное, глупо выбирать ленточку под цвет его глаз и думать, что он не поймёт. Но глупее этого только надеяться, что всё-таки поймёт.

Глава 11 Шапочка

Утро началось не с кофе, а с пересдачи.

Минувшим вечером на смене Стелла с периодическим успехом зубрила термины и положения из монографии, чтобы блестяще – или не совсем блестяще – выступить против коварных вопросов преподавателя. Она плохо спала: ворочалась, много думала и очень долго смотрела в потолок. Постоянный теперь собеседник по переписке веселил её шутками, бессмысленными рассказами о странных ситуациях, которые когда-то с ним произошли, и это немного успокоило её беспокойство, Стелла смогла уснуть ближе к двум часам ночи. Открыла она глаза легче, чем должна была, волшебство адреналина, да и только.

По дороге в университет она не получила ни одного сообщения от Маши. Их ссора не захотела сама собой рассосаться, как обычно бывало. Возможно, подруга действительно сильно обиделась на Стеллу и поэтому всеми силами игнорировала её существование – это не было чем-то новым, соответствовало стилю её поведения, но в этот раз Стелла не могла на неё сердиться, потому что в глубине души чувствовала часть своей вины. Ей было бы тоже неприятно, если бы Маша постоянно врала ей о своих чувствах и мотивах, а она не могла бы так легко её раскусить, как делала это сейчас. «Не все могут читать эмоции, как ты», – и это была нелицеприятная истина. Надо было написать первой, но Стелла не могла, потому что до сих пор слишком отчётливо ощущала хрупкость, ненадёжность их отношений. Навязчивое беспокойство, что если она попробует всё наладить, то эта хрупкая ваза, представляющая их дружбу, рассыпется прямо в её руках так же, как любая посуда в руках Марка.

Пересдача началась гладко, спокойно и в обществе нескольких таких же невезучих, как Стелла. Преподавательница рассадила всех по своему разумению и начала задавать вопросы на манер всеобщего обсуждения недавно прочитанного произведения в книжном клубе, но ни на мгновение никто не поверил этой обманчивой, дружелюбной и праздной атмосфере, любое неверное «мнение» чревато было несдачей.