Звезды на крыльях (сборник)

Много лет прошло. До сих пор с глубочайшим уважением я вспоминаю героическую работу мотористов и летчиков, своими руками ремонтировавших моторы и самолеты. Особенно самоотверженной была работа механиков отрядов Сергея Федоровича Матвеенко и Федора Нестеровича Шульговского. Они, не зная сна и отдыха, без конца «лечили хронически больные» самолеты.

В то время мы знали Перекоп лучше всех. Он был близко, и мы ежедневно «висели» над ним. Сверху весь Перекопский перешеек был виден как на ладони. Резко суженный к северу и широкий на юге, он был похож на острие стрелы, вонзившейся в материк с Крымского полуострова.

В первые же дни пребывания в Аскании-Нова я приказал установить на одном из «ньюпоров» фотоаппарат. Под охраной другого самолета «фотограф» несколько раз вылетал на Перекоп. Но снимки оказались неудачными: густые испарения гнилого Сиваша и соленого Красного озера, дымка перекопских низин заволокли перешеек. Из-за плохой видимости много снимков получилось мутными, разобрать на них что-либо толком было нельзя. Казалось, Перекоп не хочет раскрыть своей тайны. [127]

Во многом виновата тогдашняя техника аэрофотосъемки. Мы имели на вооружении отечественный аэрофотоаппарат «Потте». Кассета его заряжалась примерно на 50 кадров. Он представлял собой небольшую конусообразную коробку зеленого цвета. Устанавливался в лючок, расположенный внизу фюзеляжа и прикрытый снаружи небольшим козырьком, чтобы брызги масла, копоть и пыль меньше попадали на объектив. Командного прибора для управления аппаратом не было. Весь «дистанционный механизм» спуска затвора состоял из резиновой груши, связанной с аппаратом тоненьким шлангом. При нажатии на грушу затвор срабатывал и аппарат делал один снимок. Для производства маршрутной съемки грушу нажимали столько раз, сколько надо было кадров. Чтобы избежать разрыва между снимками, жали грушу почаще или отсчитывали секунды в уме. На большой высоте иногда приходилось считать до 30 секунд.

При всей сложности такой работы на самолете-истребителе под сильным артиллерийским огнем результат съемки целиком зависел от видимости земли и освещения. О светофильтрах или многообразной смене экспозиций тогда никто и думать не мог. Резкие, отчетливые снимки получались лишь при отличной видимости, поэтому на фотографирование вылетали не рано утром, а позже, когда туман и дымка, прикрывавшие Перекоп, рассеивались.

Полностью сфотографировать Перекопские укрепления посчастливилось Николаю Васильченко.

1 июня в 9 часов утра Васильченко вылетел на [128] фотографирование. Воздух был необыкновенно чист. Видимость такая, что, казалось, с высоты тысячи метров можно увидеть стреляную гильзу.

Над линией фронта врангелевцы открыли по Васильченко сильный огонь. Стараясь не обращать внимания на близкие разрывы, Николай отсчитывал секунды между нажатием груши. Он летел вдоль Турецкого вала и мысленно представлял, как при каждом щелчке затвора глаз фотоаппарата вскрывает главную полосу обороны белых. Сердце радостно стучало. Теперь он забыл про обстрел. Не видел ничего, кроме объектов съемки, уплывавших под крыло самолета. Уже на подходе к Перекопу вдруг стало тихо. Оторвав взгляд от земли, Васильченко не сразу понял, что случилось.

Мотор замолк. Летчик инстинктивно отдал ручку от себя, бросил грушу, развернул самолет на свою территорию. Чуть опустив нос машины, Васильченко планировал. Под самолетом мелькнула колючая проволока - линии окопов, траншея. Вон поляна - туда. Он сел в 400 метрах от переднего края. Рядом с машиной зияла огромная воронка. «Как хорошо, что не вмазал в нее»… - подумал с облегчением Васильченко.

Когда Васильченко пошел на вынужденную посадку, я находился в Чаплинке. Увидев планирующий самолет, поспешил к нему на помощь. После долгих поисков мы нашли неисправность в моторе и устранили ее. Несмотря на то что правая нижняя плоскость была в нескольких местах пробита, Васильченко рвался в воздух. Он хотел закончить аэрофотосъемку. Я разрешил вылет…

При выводе самолета на площадку, годную для взлета, мы попали под обстрел неприятельской батареи. Летчик взлетел, не имея возможности хорошо испытать мотор на земле. На высоте тысячи метров мотор опять отказал. На этот раз Васильченко сел еще ближе к переднему краю. Мы увезли самолет из-под обстрела.

Причиной второго отказа мотора оказалась лопнувшая пружинка магнето. С помощью доставленных красноармейцами молотка и небольшого трехгранного напильника я сделал новую пружинку из патронной обоймы.

Было уже 4 часа дня. Во время возни с мотором Васильченко измазался в масле и копоти. Руки покрылись ссадинами. Чувствовалось, что он устал. [129]

- Товарищ командир группы, разрешите попробовать еще раз? - глаза на измученном лице упрямо сверкнули. - Ведь мне осталось окончить немного!

И столько упорства было в его просьбе, такая ненависть к врагам, что отказать я не мог.