А случилось это вот как. Возвращаясь из дальней разведки, Васильченко увидел в плавнях Днепра, близ Большой Лепетихи, оседланного коня без всадника. «Раз есть конь - должен быть и хозяин», - подумал летчик и [134] вспомнил, что в разведке мелочей не бывает. Но горючего осталось минут на двадцать. Что же делать? Возвратиться на свой аэродром, ничего не выяснив? Нет. Он разворачивает самолет к плавням. Все ближе курчавый кустарник и высокий густой камыш. Все тревожнее бьется сердце. Глаза ощупывают каждую заросль, С высоты ста метров все видно как на ладони. И вот - целая флотилия лодок, спрятанных у песчаной отмели за камышом. А дальше, на берегу, у старых верб - группа спешенной кавалерии, человек сто пятьдесят. Поняв, что они обнаружены, беляки поднимаются. Разворачиваясь для атаки, летчик видит, что винтовки вскинуты для залпа; поблескивают поднятые вверх стволы пулеметов. Направив самолет в самую гущу врагов, Васильченко нажимает гашетку. В ответ - вспышка встречного залпа. Он видит, как мечутся кони, как падают люди в зеленых английских френчах.
После третьего захода с бреющего полета, буквально над самой землей, белогвардейцы в панике разбегаются. Кони обезумели… В камыш, в прибрежную осоку упало несколько десятков врагов. Остальные поодиночке бегут кто куда.
Лишь теперь, взяв курс на аэродром, Васильченко чувствует, как непослушна машина рулю глубины. Видит, что левая плоскость сильно повреждена. На последних каплях горючего мотор еле тянет.
Впоследствии из показаний пленного стало ясно, что переправлявшийся у Большой Лепетихи отряд предназначался для неожиданного удара по Ново-Каменским хуторам с целью ночного нападения на аэродром.
Одним из самых смелых воздушных бойцов группы был В. Ф. Вишняков. Вот как Вася Вишняков, летчик из [135] солдат, учившийся вместе со мной в 1911 году в Севастопольской школе авиации, пошел воевать с белогвардейцами.
На фронте мировой войны за необыкновенную храбрость в воздушных боях он был награжден двумя «георгиями».
Когда после Октябрьской революции старая армия развалилась и началась стихийная демобилизация, прапорщик Вишняков вернулся в свое село.
Какой милой показалась ему после войны родная тверская земля!… Ни с чем не сравнить того чувства наслаждения, с каким он встречал утро, идя за плугом. Как жирен пласт черной, перевернутой лемехом земли, как упруго и мерно тянет лошадь! До чего все это замечательно после фронта!
Но когда началась гражданская война и республику замкнуло железное кольцо интервенции, Вишняков сам пришел на аэродром.
Пришел, как был, как приходили с дальней дороги молодые крестьянские парни: с непокрытой головой, в сатиновой навыпуск, неподпоясанной рубахе, босиком. Новенькие ботинки вместе с узелком болтались на палочке, перекинутой через плечо. Ему не поверили, что он летчик. Я мигнул Василию Федоровичу на свой «ньюпор». Он как был босиком, так и вскочил в кабину.
Когда он прямо со взлета, положив машину на крыле, ввел ее в восходящую спираль, все ахнули. Крутнул пару мертвых петель и сел. Но как! Посадка у него была особенно красива: самолет плавно, почти незаметно снижался, нежно касался колесами земли. И в момент опускания костыля останавливался.
Так Василий Федорович стал летать в нашем 5-м авиаотряде.
…Темный украинский вечер. Ярко потрескивает костер, сдобренный отработанным маслом и ветошью. Вокруг сидят летчики. Комиссар читает письмо ЦК РКП (б). Голос звучит взволнованно и многозначительно:
«В ближайшие дни внимание партии должно быть сосредоточено на Крымском фронте… Каждому рабочему, красноармейцу должно быть разъяснено, что победа над Польшей невозможна без победы над Врангелем. Последний оплот генеральской контрреволюции должен быть уничтожен». [136]
Савин расправляет складки под ремнем гимнастерки (этот жест он всегда повторяет в раздумье).
- Вот я и говорю, дорогие товарищи красвоенлеты! Под корень надо рубить международную контру, как Вишняков, Васильченко, Захаров. А бьют они вот так, - комиссар резко подсекает воздух ладонью и начинает зачитывать донесения пехотных командиров о результатах действий летчиков (за этими сведениями он ездит в штаб Правобережной группы).
Лучшую боевую агитацию придумать трудно. Каждый видит реальную пользу своей работы, ощущает живое дыхание фронта, чувствует глубокую связь с теми, кто сидит в окопах с винтовкой.
В прошлом слесарь, солдат мировой войны; Савин пользуется в отряде общей любовью. Большой житейский опыт и глубокая любовь к партии большевиков помогают ему решать сложнейшие вопросы, ориентироваться в международной обстановке, внутренней жизни страны и фронтовых делах. Он всегда с людьми, и они постоянно чувствуют в нем своего товарища.
В Савине я вижу ближайшего друга и умного политического руководителя. Его дельные советы и работа с личным составом очень помогают мне. Летчики чутко прислушиваются к его словам.