Легкая улыбка скользнула по губам Нэджента. Улыбка самая дружеская. За время следствия и суда он много наблюдал Дэвида и очень его полюбил.
– Мы не так уж мало сделали, – размышлял он вслух. – Теперь мы можем заставить министерство горной промышленности заняться вопросом о старых, залитых водой копях. Мы много лет выжидали удобного случая. Ведь это – главное. Способны вы именно так посмотреть на все это дело?
Дэвид поднял голову, упрямо борясь с ощущением внутренней опустошенности, с горечью поражения.
– Да, способен, – пробормотал он.
Выражение его глаз внезапно нарушило ясное спокойствие Нэджента. Он обнял Дэвида за плечи:
– Я понимаю, что вы чувствуете, мой друг, но не надо огорчаться. Вы действовали правильно. Ваши показания помогли нам больше, чем вы думаете.
– Ничем я не помог. Хотел, но не сумел. Всю жизнь я только говорил о том, что хочу что-нибудь сделать…
– И сделаете. Не упускайте только возможности. Я вас из виду терять не буду. Посмотрим, что можно сделать. А пока не вешайте носа!
Он встал и посмотрел в сторону двери: там его ожидал Геддон, разговаривавший с Джимом Дэдженом.
– Вот что, Дэвид, приходите к шести часам на вокзал. Мы там еще потолкуем.
Он ободряюще кивнул головой и отошел к Геддону и Дэджену. Все трое вышли и направились на Каупен-стрит, где временно помещалось отделение Союза. Через минуту и Дэвид встал, взял шляпу. Выйдя из ратуши, он пошел по Фрихолд-стрит. Он был вконец измучен.
С характерной для него напряженностью переживаний он весь ушел в этот судебный процесс; шесть дней он и не показывался в школе. И вот чем все кончилось! Он упрямо горбатил плечи, снова стараясь вернуть себе самообладание. Не время теперь распускаться! Не время для мелочной злобы и истерик!
Он прошел всю Фрихолд-стрит и, перейдя на другую сторону, свернул на Лам-стрит. Здесь его кто-то окликнул. Это оказался Ремедж. На мяснике была грязная синяя полотняная куртка и широчайший, синий с белым, фартук, перепоясанный ремнем. Он пришел с бойни, и руки его на тыльной стороне были покрыты брызгами уже засохшей крови. Полуденный зной окружал его красноватой дымкой.
– Эй, Фенвик, погодите минутку!
Дэвид остановился, но молчал. Ремедж расстегнул воротник на толстой шее, сунул затем большие пальцы обеих рук за кожаный пояс и откинулся назад, меряя Дэвида глазами.
– Что же, ваш рабочий день в муниципалитете окончился? – сказал он с едким сарказмом. – Неудивительно, что у вас такой довольный вид. Еще бы, вы ведь за эту неделю стали гордостью Слискейла! Выходит и спорит с Линтоном, как настоящий адвокат! – Ремедж фыркал все громче и громче. Очевидно, он был уже осведомлен обо всех подробностях последнего заседания суда. – Но на вашем месте я не был бы так спокоен. Может, это дело обойдется вам дороже, чем вы думаете.
Дэвид ждал, глядя Ремеджу прямо в лицо. Он видел, что против него что-то готовится. Наступила пауза, затем Ремедж переменил саркастический тон на угрожающий и сдвинул брови:
– Что вы, черт вас возьми, думали, бросая школу без разрешения на целых шесть дней? Вы полагаете, что место закреплено за вами навеки?
– Я обязан был присутствовать на суде.
– Никто вас не обязывал. Вы ходили туда только из низкой злобы. Ходили, чтобы обливать грязью одного из виднейших людей нашего города, общественного деятеля, как и я, человека, устроившего вас на службу, хотя вы этого совсем не заслуживаете! Вы укусили руку, которая вас кормила. Но, клянусь богом, вы пожалеете об этом!
– А это уж мое дело, – сказал Дэвид отрывисто и повернулся, собираясь уйти.
– Погодите минуту! – заорал Ремедж. – Я еще не кончил. Я всегда знал, что вы такой же смутьян, как ваш отец. Вы попросту мерзкий социалист. Нам такие учителя в школах не нужны. Мы вас выгоним вон.
Пауза. Дэвид посмотрел на Ремеджа:
– Вы не можете меня уволить.
– Вот как, не могу? Неужели? – В голосе Ремеджа слышалось откровенное торжество. – Если желаете знать, мы созвали вчера вечером попечительский совет, чтобы обсудить ваше поведение, и единогласно решили требовать вашего увольнения.
– Что?
– То, что слышите! Завтра получите от Стротера предупреждение. Ему нужен человек, имеющий степень бакалавра, а не шахтер-недоучка, как вы.
Целую минуту Ремедж злорадно наблюдал за лицом Дэвида, затем с насмешливой улыбкой на жирных губах повернулся к нему спиной и вошел в лавку.
Дэвид шагал по Лам-стрит, опустив голову, глядя в землю.
Воротясь домой, он прошел в кухню и автоматически принялся готовить себе ужин. Дженни была в Тайнкасле у матери, он отправил ее туда на этой неделе, чтобы избавить от волнений, связанных с судом. Он сел за стол и все помешивал ложкой в чашке, но не дотронулся до чая. Так, значит, его хотят уволить. Он сразу понял, что Ремедж не лжет. Конечно, можно еще повоевать, подать жалобу в Северную ассоциацию педагогов. Но что толку? Лицо Дэвида приняло жесткое выражение. Нет, пускай делают, что хотят. Сегодня в шесть часов он поговорит с Нэджентом. Пора выбраться из этого тупика, пора приняться за настоящее дело, оправдать свое существование.