Звезды смотрят вниз

Стэнли один завладел разговором. Лаура говорила очень мало, а Джо, несмотря на всевозраставшую уверенность в себе, вставлял лишь изредка осторожные замечания, соглашаясь с тем, что говорил Стэнли. Пока последний разглагольствовал о бридже или гольфе, а особенно – пока он длинно и подробно описывал, каким способом он однажды загнал шар в лунку, глаза Джо время от времени встречались через стол с глазами Лауры, и намеренная непроницаемость этих глаз вызывала в нем тайную досаду. Он спрашивал себя: что она чувствует к Стэнли? Она его жена вот уже семь лет… Детей у них нет. Она очень внимательна к мужу, слушает все, что он говорит… а может быть, и не слушает? Неужели под ее холодным безучастием не таится никаких чувств и она просто «ледышка»? Праведное небо, да что же она собой представляет? Джо знал, что Стэнли вначале был без ума от Лауры, – их медовый месяц продолжался шесть недель, а то и больше; теперь же Стэнли не казался уже так сильно влюбленным. В нем мало осталось от блестящего донжуана. Теперь часто казалось, что он, по выражению Джо, «совсем выдохся».

После сладкого Лаура встала, и Джо, спотыкаясь от избытка усердия, галантно кинулся открывать перед ней дверь. Стэнли выбрал себе сигару, зажег ее и с великодушной щедростью подвинул ящик Джо.

– Курите, Гоулен, – сказал он. – Отличные сигары.

Джо взял сигару с наружным смирением и благодарностью. В душе же он был раздосадован покровительственным обращением Миллингтона. «Ну, погоди ты у меня, – думал он, – я тебя проучу когда-нибудь!» Пока же он был олицетворенная почтительность. Закурил сигару, не сняв ярлычка.

Последовало долгое молчание. Стэнли, вытянув под столом ноги и расстегнув жилет, посмотрел на Джо.

– Знаете, Гоулен, – объявил он наконец, – вы мне нравитесь.

Джо скромно улыбнулся и ожидал, что будет дальше.

– Я человек свободомыслящий, – продолжал ораторствовать Стэнли. (Кроме коктейлей, он выпил еще полбутылки сотерна и стал словоохотлив.) – И мне решительно наплевать, кто вы такой, лишь бы вы были порядочный человек. Сын герцога или сын мусорщика – мне все равно, меня это не интересует, лишь бы был честный человек. Понимаете?

– Ну разумеется понимаю, мистер Стэнли.

– Ну так вот, Джо, – продолжал Миллингтон, – раз вы поняли, к чему я веду, то я продолжаю. Наблюдал я за вами очень внимательно последние месяца два, и то, что я заметил, меня вполне удовлетворило.

Стэнли остановился и передвинул сигару во рту, следя за выражением лица Джо, затем сказал медленно:

– Клегг – конченый человек, – это во-первых. Во-вторых, у меня явилась одна мысль, Гоулен: хочу испытать вас в должности директора.

Джо чуть не лишился чувств.

– Директора? – с трудом прошептал он.

Миллингтон усмехнулся:

– Да, я предлагаю вам должность Клегга. Теперь ваше дело решать, справитесь вы или нет.

Волнение Джо было так сильно, что комната поплыла у него перед глазами. Он уже раньше чуял что-то в воздухе, но ни о чем подобном и мечтать не смел. Он так побледнел, что лицо у него приняло цвет бараньего сала, и уронил сигару на тарелку.

– О мистер Стэнли! – ахнул он. На этот раз ему не надо было притворяться, это вышло естественно и убедительно. – О мистер Стэнли…

– Ладно, ладно, Джо, не волнуйтесь. Извините, что я вас так сразу огорошил. Но, видите ли, у нас война. А война – время неожиданностей. Вам скоро придется взять все в свои руки. И я думаю, что вы меня не подведете.

Волна радостного возбуждения подхватила Джо. Должность Клегга… ему! Директор завода Миллингтона!

– Вот видите, Джо, я вам доверяю, – сердечным тоном объяснил Стэнли. – И я готов доказать это, потому-то и предлагаю вам такой пост.

В эту минуту в приемной зазвонил телефон, и, раньше чем Джо успел ответить, вошла Лаура.

– Это тебя, Стэнли, – сказала она. – Тебя вызывает майор Дженкинс.

Стэнли извинился и пошел к телефону.

Джо, не глядя, чувствовал, что Лаура здесь, стоит у двери, против него, близко, что она смотрит на него. Радостное волнение бушевало в нем, он чувствовал себя сильным, он пыжился от радости. Он поднял глаза и посмотрел Лауре прямо в лицо. Но Лаура, избегая его взгляда, сказала весьма лаконично:

– Выпейте кофе в гостиной, раньше чем уйдете.

Он не отвечал, не мог выговорить ни слова. Так они стояли друг против друга, а в комнату доносился голос Стэнли, говорившего по телефону.

VIII

Приближалось время родов, и Дженни вела себя во всех отношениях примерно. С того времени, как она сообщила Дэвиду о своей беременности, она «стала другим человеком». Конечно, у нее бывали небольшие припадки сварливости – у кого же в таком положении их не бывает? – и разные «прихоти», как она их называла; в самые неподходящие моменты ей хотелось каких-нибудь особенных деликатесов, которые именовались термином «что-нибудь вкусненькое»: то она, например, требовала имбирных пряников, так как ее «воротит» от хлеба, то маринованного луку, то тартинок с селедочной икрой. У матери ее, Ады, всегда во время беременности появлялись разные прихоти, и Дженни считала себя вправе иметь свои.