Он спросил у нее как-то, хочет ли она, чтобы Марта, его мать, хозяйничала у них в доме и ухаживала за ней во время родов. Дженни, по-новому покорная, согласилась. Но когда Марта пришла, чтобы сделать нужные приготовления, стало ясно, что примирение невозможно. Марта, возвращаясь к себе, по пути встретила Дэвида. Лицо ее пылало.
– Не могу я за это взяться, – сказала она, сдерживаясь изо всех сил. – И напрасно буду пробовать. Чем меньше мне с ней встречаться, тем лучше. Я ее не выношу, и она меня не выносит. Так лучше раз навсегда с этим покончить.
И прежде чем сын успел ответить хоть слово, Марта пошла дальше.
Таким образом, было решено, что на роды приедет Ада Сэнли из Тайнкасла. Ада приехала 2 декабря, в сырой и ветреный день, и, тяжело ступая, вышла из вагона, держа в руках небольшой желтый саквояж, перевязанный веревкой. Встретивший ее на вокзале Дэвид снес этот саквояж на Лам-лейн. Ада прибыла в очень кислом настроении, видимо не слишком довольная поездкой и, во всяком случае, недовольная Дэвидом. Она разговаривала с ним сдержанно и довольно сухо, заранее готовая негодовать на скудость их хозяйства. Не прошло и часу с момента ее появления в доме, как она уже послала Дэвида купить подкладное судно. Ее шумные хлопоты, суета, поднятая ею в доме, были невыносимы. Лишенная комфорта своей грязной «задней комнаты», оторванная от блаженного покоя в любимой качалке, она развила необычайную деятельность, ужасающую суетливость толстой, переваливающейся на ходу женщины. Она проявляла усиленную заботливость по отношению к Дженни, заботливость и жалость. Она как будто говорила мысленно: «Ах ты, бедная моя овечка! Слава богу, что хоть мать подле тебя!»
Особенно деятельно работала Ада языком. Она рассказывала Дженни все новости. Салли неожиданно закончила свое зимнее турне (она участвовала в пантомиме): у труппы вышли какие-то неприятности, так что Салли снова без работы и теперь ищет ангажемента. «Салли всю жизнь только и делает, что ищет ангажемента», – прибавила Ада мрачно. Ходят слухи о концертах для раненых солдат, и Салли, может быть, предложат выступать в них, но это будут благотворительные выступления, за них не заплатят ни пенни. Ада сетовала на неспособность Салли добиться приличного и постоянного заработка и на дурацкое честолюбие, побуждающее ее цепляться за такое безнадежное дело, как сцена. Как жаль, что она бросила тогда службу на телефонной станции!
Постепенно излагая события, Ада дошла до появления Джо. Это было на следующий день после ее приезда, и они с Дженни вдвоем сидели на кухне. Ада наливала Дженни чашку чаю. Как будто невзначай, она сказала:
– Да, кстати, ты знаешь, что Джо приходил нас навестить?
Дженни, полулежавшая на диване, внезапно выпрямилась, и ее бледное томное лицо замкнулось, как устрица. После некоторого молчания она сказала ледяным тоном:
– Я ничего не знаю и знать не хочу о Джо Гоулене. Я его презираю.
Ада старательно поправляла стеганую покрышку на чайнике:
– Он стал такой шикарный, ты и представить себе не можешь! Заходил еще раза два… Не следует тебе, Дженни, ругать его только потому, что ты его упустила. Сама виновата, миледи! Вот умри я на этом месте, если Джо не отличный парень! Обещает устроить Клэри и Филлис на военный завод в Виртлее, когда он откроется. Джо работает у Миллингтона, и ему живется прекрасно.
– Я сказала тебе, что не желаю ничего слышать о Джо Гоулене! – закричала Дженни натужным голосом. – Если хочешь знать, мне противно даже имя его слышать!
Но Ада, усевшись за стол и положив пухлые руки на крышку чайника, как бы желая их погреть, продолжала с раздражающей настойчивостью:
– Ты не можешь себе представить, как он идет в гору. Он начальник цеха, работа у него чистая, одет великолепно. А когда он приходил к нам в последний раз, то рассказал, что приглашен на ужин в дом к Миллингтону. В «Хиллтоп», Дженни, можешь себе представить? Говорю тебе, моя милая, ты сделала большую ошибку, что упустила Джо. Вот
Лицо Дженни было совсем бело, она крепко сжала кулаки, голос ее перешел в визг:
– Я не желаю слушать таких слов, мать! Не хочу, чтобы имя Джо упоминалось здесь рядом с именем Дэвида! Джо – отпетый негодяй, а Дэвид – самый лучший человек на свете.
Дженни с вызовом смотрела на Аду. Но на этот раз ей не удалось взять верх над матерью: беременность ослабила ее физически, да и душевное ее состояние было состоянием какой-то странной внутренней покорности. Аде представлялся случай заставить Дженни хоть раз «смириться» перед ней, и она этим случаем воспользовалась.
– Фи! – сказала она, мотнув головой. – Что за манера разговаривать! Послушать тебя, так можно подумать, что ты никогда с ним не заигрывала.
Дженни опустила глаза, ничего не отвечая.
В эту минуту дверь отворилась, и вошел Дэвид. Он только что воротился из Управления порта, где он временно работал в конторе. Ада повернулась к нему, улыбаясь несколько свысока. Но не успел он и слова вымолвить, как Дженни, упав на диван, испустила жалобный крик и прижала руки к животу.