Звезды смотрят вниз

Шаги матери, спускавшейся с лестницы, и запах шипевшей на сковороде свинины вывели Дэвида из задумчивости. Он вскочил, выбрился, умылся, оделся и сошел вниз на кухню. Не было еще восьми, а Марта уже с час или больше была на ногах: огонь разведен, очаг вычищен графитом, а решетка наждаком; на столе, застланном белой скатертью, Дэвида ожидал обычный завтрак – яйца и поджаренные ломтики ветчины, только сию минуту снятые со сковороды.

– Доброе утро, мама, – сказал Дэвид, садясь и беря в руки лежавший у тарелки «Херолд».

Марта кивнула, не отвечая, – она не имела привычки желать доброго утра или доброй ночи; Марта говорила только то, что необходимо, никогда не тратила попусту слов.

Она взяла башмаки сына и молча принялась их чистить.

С минуту Дэвид не отрывался от газеты: накануне Гарри Нэджент, Джим Дэджен и Клемент Беббингтон выступали на открытии нового рабочего клуба в Эджели. В газете была помещена фотография Гарри, а на переднем плане рядом с ним – Беббингтон.

Случайно подняв глаза, Дэвид увидел, что Марта чистит его башмаки. Он покраснел и запротестовал:

– Ведь я тебя просил не делать этого, мама.

Марта спокойно продолжала свою работу.

– Я это всегда делала, – сказала она, – и тогда, когда их было пять пар, а не одна. Чего ради мне теперь перестать?

– Почему ты не даешь это делать мне самому? – настаивал Дэвид. – Почему ты не садишься за стол и не завтракаешь со мной вместе?

– Некоторым людям меняться нелегко, – сказала она вызывающе, по-прежнему водя щеткой по башмаку. – И я из таких.

Дэвид в замешательстве посмотрел на нее. Перебравшись к нему, чтобы вести хозяйство, мать без устали работала. Делала для него все, что нужно. Никогда в жизни о нем никто так не заботился. И все-таки он чувствовал, что мать что-то таит про себя, чувствовал какое-то угрюмо-критическое отношение к нему даже в заботе о его удобствах. Сейчас, наблюдая за ней, он из любопытства захотел ее испытать:

– Я сегодня приглашен Гарри Нэджентом на ланч, мама.

Марта подняла с полу второй башмак. Ее мощная осанистая фигура рисовалась на фоне окна, лицо было хмуро и непроницаемо. Подышав на башмак, она сказала презрительно:

– Ланч, говоришь?

Дэвид внутренне усмехнулся: да, вот мать и выдала себя! Он неторопливо продолжал:

– Ну, завтракать с ним, если тебе так больше нравится, мама. Ты, конечно, слышала о Гарри? Гарри Нэджент – член парламента. Он мой большой друг. С таким человеком, как он, стоит работать.

– Да, оно и видно! – Марта поджала губы.

Дэвид все больше забавлялся внутренне, незаметно вызывая ее на откровенность притворным хвастовством:

– Еще бы, не каждому удается завтракать с членом парламента Гарри Нэджентом: он в Союзе большой человек. Это для меня честь, мама, неужели ты не понимаешь?

С угрюмо-презрительным выражением лица, готовая разразиться горькими словами, Марта подняла глаза и поняла, что Дэвид над ней подтрунивает. Покраснев оттого, что он поймал ее на удочку, и пытаясь это скрыть, она торопливо наклонилась и поставила его башмаки сушиться у огня. Губы ее дрогнули неохотной улыбкой.

– Будет тебе хвастать, – промолвила она. – Меня не проведешь.

– Но это правда, мама. Я самый настоящий подхалим. Я много хуже, чем ты обо мне думаешь. Ты еще увидишь меня в крахмальной сорочке и тогда махнешь на меня рукой.

– Ну, уж я-то не стану ее гладить для тебя, – возразила она, кривя губы.

Стратегия Дэвида восторжествовала: он заставил мать улыбнуться.

Наступила пауза. Затем Дэвид, пользуясь хорошим настроением Марты, сказал с неожиданной серьезностью:

– Не будь же ты всегда против меня и против того, что я делаю, мама. Я это делаю не напрасно.

– Я против тебя ничего не имею, – возразила она, все еще наклоняясь над огнем, чтобы скрыть лицо. – Мне только не слишком по душе твоя работа в муниципальном совете, и политика, и все такое… Эта национализация, о которой ты так хлопочешь, и тому подобные глупости – мне все это совсем не нравится. Нет, нет, это не по мне, и в моем роду этим никто не занимался. Во времена моих предков и в мое время в копях всегда был хозяин и рабочие, и рассчитывать на что-либо иное – просто бред.

Наступило молчание. Несмотря на резкость ее слов, Дэвид чувствовал, что она смягчилась, что она теперь лучше к нему относится, и под влиянием внезапного побуждения переменил разговор. Он воскликнул:

– Да, мама, еще одно…

– Что такое? – спросила она подозрительно.

– Да насчет Энни, мама… и маленького Сэмми. Замечательный мальчишка! И Энни о нем на редкость хорошо заботится. Я давно хотел поговорить с тобой об этом. Я хочу, чтобы ты забыла старую вражду и приняла их в дом. Я очень хочу, чтобы ты это сделала, мама.

– А с какой стати?

– Сэмми – твой внук, мама. Удивляюсь, как это тебя не трогает? Не то было бы, если бы ты его знала так, как я. И потом Энни… она одна из лучших женщин, каких я встречал. Старый Мэйсер уже не встает с постели, он ужасный ворчун, вечно кряхтит, стонет, а у Пэта на руднике теперь дела плохи, и они с трудом перебиваются. Но как Энни умеет поддерживать всю семью – это просто чудо!