Звезды смотрят вниз

После чая его настроение улучшилось, – салат, приготовленный неумолимой Мартой, был очень хорош, – и он сел писать письмо Гарри. Дэджен, и Беббингтон, и Гарри – все в этом году снова прошли на выборах и остались в парламенте. Беббингтону пройти было нелегко: ходили сплетни в связи с бракоразводным процессом сэра Питера Аутрема, и о них вспомнили, когда была выставлена кандидатура Беббингтона. Но дело это замяли, и Беббингтону удалось пройти.

Дэвид написал Гарри длинное письмо. Потом взял книгу Эриха Флитнера «Опыт государственного контроля». Последнее время он зачитывался Флитнером и Максом Зерингом, в особенности его книгой «Атака на общество». Но сегодня Зеринг мало занимал его. Он все время думал о другой атаке – предстоящей атаке на Уитли-Бэй, и решил, что будет очень весело учить Сэмми плавать. А сливочное мороженое! Как бы не забыть о нем! Ведь очень может быть, что Энни питает тайную слабость к сливочному мороженому. Мороженое там настоящее итальянское, просто объедение. Неужели Энни устоит перед такой прелестью? Он откинулся назад и громко засмеялся.

Все десять дней до отъезда у него не выходили из головы Уитли-Бэй, плавание, Энни и Сэмми. Утром 19 мая он с настоящим волнением приехал на Центральный вокзал в Тайнкасл, где они с Энни уговорились встретиться. В последнюю минуту его задержали в суде, где разбиралось дело о выплате какой-то компенсации рабочим, и он поздно примчался к билетной кассе, где Энни и Сэмми уже дожидались его.

– А я боялся, что опоздаю! – воскликнул он, улыбаясь, запыхавшись и подумав про себя, что хорошо быть молодым, способным радостно волноваться и бежать что есть духу.

– Времени у нас еще много, – сказала Энни со свойственной ей положительностью.

Сэмми не говорил ничего – ему наказали не болтать, – но сияющие синие глаза на великолепно вымытом лице выражали целую гамму чувств.

Они сели в поезд, идущий в Уитли-Бэй. Дэвид нес чемоданы. Энни это не понравилось, она хотела сама нести свой (вернее, чемодан, взятый ею на время у Пэта), потому что он был тяжелый и слишком потрепанный: неудобно, чтобы Дэвида видели с таким чемоданом. У Энни был такой расстроенный вид, словно она считала это верхом неприличия, а между тем она сама часто таскала корзину с рыбой в три раза тяжелее. Впрочем, протестовать она не посмела. Они вошли в купе, раздался свисток, и поезд тронулся.

Сэмми уселся в углу, рядом с Дэвидом, а Энни – напротив. Когда поезд, миновав предместья, помчался среди полей, Сэмми пришел в величайший восторг и, забыв, что дал клятву молчать, щедро делился впечатлениями с Дэвидом.

– Посмотри, какой паровоз! А вагоны, а кран! – кричал он. – Ох, смотри, какая большая труба! Никогда еще я не видал такой большой трубы!

Труба вызвала серьезный и увлекательный разговор о тех, кто чинит трубы, и о том, как восхитительно, должно быть, стоять на верхушке трубы («на такой высоте!»), где между тобой и землей – двести футов пустого пространства!

– Уж не хочешь ли ты стать кровельщиком, когда вырастешь, Сэмми? – спросил Дэвид с улыбкой в сторону Энни.

Сэмми покачал головой.

– Нет, – сказал он как-то сдержанно. – Я буду тем же, чем мой папа.

– Шахтером? – спросил Дэвид.

– Да, вот кем я хочу быть, – твердо заявил Сэмми. У него был при этом такой важный вид, что Дэвид не мог удержаться от смеха.

– У тебя впереди много времени, можешь еще и передумать, – заметил он.

Путешествие было приятное, но недолгое, они очень скоро приехали в Уитли-Бэй. Дэвид снял комнаты на Террент-стрит, тихой улице, которая начинается от бульвара, вблизи гостиницы «Веверлей». Комнаты ему рекомендовал Дикки, секретарь слискейлской профорганизации, сказав, что у хозяйки, миссис Лесли, часто останавливаются делегаты Союза во время областных съездов. Миссис Лесли была вдовой врача, погибшего в Хедлингтоне во время несчастного случая в шахте лет двадцать тому назад. Один из крепильщиков застрял тогда под обвалившейся кровлей, так как его размозженная рука оказалась зажатой между двух каменных глыб и ее не могли освободить. Доктор Лесли спустился в шахту, чтобы ампутировать руку и этим дать возможность извлечь рабочего из-под обвала. Он уже почти закончил операцию, геройски им проделанную над таким же героем-крепильщиком, который перенес ее без наркоза, лежа на животе в грязи и крови, как вдруг неожиданно обвалилась вся кровля и погребла под собой и доктора и рабочего. Теперь об этом случае уже все позабыли. Но из-за этого обвала кровли пришлось миссис Лесли сдавать меблированные комнаты жильцам в убогом переулке, вдоль которого тянулся ряд красных кирпичных домиков, каждый с палисадником (площадью в четыре квадратных ярда), с тюлевыми занавесками, с зеркалом над камином и многострадальным фортепиано.