Звёздные часы

Иная монотонность столь навязчива, что изживает себя сама. Ветшая от времени или по сторонним причинам, слегка огрызенные с краю или разломанные на треть, – листья оседали на дно один за другим. Двух уцелевших хватило, дабы пруд отдышавшись, наконец, не казался лишённым привычного уюта. Стало где охолонуться44 птицам, лягушкам снова было где согреться, не опасаясь подвоха со стороны ужа, да и рыбы передумали взывать о глотке воздуха над водой, но мирно дремали в тени.

То, что произошло после, не случилось само по себе. Оно готовилось степенно, изо дня в день, а выдало себя, лишь когда карась, упёршись спиной в лист кубышки, приподнял его как мог высоко над водой и начал разбег. Как оказалось, листу весьма желалось почувствовать себя свободным, парящим, как те птицы, что взлетают с воды, не замочив крыл. Рыба вознамерилась помочь ему в этом, но совершенно позабыла о мощной руке корня, которая никак не желала отпускать поводок стебля от себя.

Но… карась был упрям. Глядя на его старания, часть рыб тщилась подсобить, а другая сама пыталась взлететь, часто загребая грудными плавниками. Впрочем, ни из того, не из другого, ничего не вышло, да и не могло б. Произошло то, чего было не миновать: не выдержав терзаний, стебель обломился.

Не готовый к такому повороту событий, без сил и без воли предпринять что-либо, лист удерживался на плаву ещё некоторое время. Измученный надеждами совершить то, на что не был годен, он всё больше молчал, мрачнел, пока не канул однажды ночью. Без следа…

Карась по сию пору уверяет всех, что лист кубышки всё же взлетел, и не без его в том участия, но злые языки утверждают, что он-таки утоп. А лягушка, на глазах которой, собственно, всё и произошло, сохранила втайне основанье случившегося. Уж, как ни стращал, так и не сумел выведать истины. Единственное, чего удалось ему добиться, так это слов о том, что «каждый должен заниматься своим делом»… Кажется, что это было именно так.

Умение ждать

Нисколько не стеснив трясогузку, спешащую «по хозяйству», заодно пустив по ветру суждение о себе, как об угрюмых затворниках, троица дубоносов45, шатенов со стриженым «под горшок» затылком, обследовала двор в поисках «чего бы покушать». А всё от того, что мошкара с прочими жучками, по причине холодной погоды, попряталась в укромных складках строений и коры, или плотно прикрыла вход в земляные норки створками дверей, наскоро сколоченных из неровно распиленных полотен листьев. Так что дубоносам, привыкшим пополнять запасы в полёте, совершенно некого было попридержать за щекой до привала.

Добираясь к своим уединённым местам и убежищам, им приходилось довольствоваться разве что кочаном-другим нераспустившихся почек. Но таких, запоздалых, было всё меньше, хлебосольной же родни46, – воробьёв, снегирей да канареек, в виду особого нерасположения, приходилось сторониться. Те осуждали дубоносов за леность к приземлённому труду, что, оправданное обстоятельствами иль прикрытое обстоятельностью, считалось весомым поводом нелишний раз попрекнуть их. Впрочем, семейство47 было согласно простить дубоносам нежелание полоть сообща огород, но отказ петь в терцию оскорблял двоюродных и расценивался не иначе, как высокомерие и небрежение узами родства. Отсылка ко скромным вокальным данным или застарелому катару горла не принималась в расчёт. Хотя, если по совести, дубонос брался зубрить гаммы сразу после наступления Рождества, и вполне мог быть простужен от того.

Итак, чинные и вечно голодные, как семинаристы, дубоносы держались вместе и соображали, как водится, на троих, чтобы похвастать хотя бы чем друг перед дружкой, поддержать разговор, не раздражаясь и не выслушивая противоречий и до дома дойти, тут же замерев на месте, просто так, без опаски быть осмеянным или обвинённым в вялом равнодушии даже к своим нуждам. (Спальня-то у дубоноса всегда на виду, ибо, благодаря пестрому халату, сходит за своего, где бы не присел.) Справедливости ради, если птицам и было кого страшится, так только себя, ибо пением, напоминающим скрежет металлических зубов, ряд об ряд, могли неосторожно навлечь ненужное внимание.

Посему, из осмотрительности, да дабы утвердить мнение об самих, как о философах, дубоносам приходилось по-большей части помалкивать, с умным видом. Но… и притворству приходит когда-либо конец!

Выдержки хватает не всем, – выждав время, дольше, чем кажется иным, получить свою награду. Отсиживаясь в уголке, прислушиваясь к шагам или небрежному перелистыванию веера крыл со стороны, дубоносам нет нужды обременять себя суетой и излишними порывами. Но стоит лишь вишням в саду улыбнуться, моргнуть солнечно, сбив на сторону сиятельную корону спелости48, тут -то и наступит время мудрых птиц. Обнесут в минуты!

Умение ждать своего часа… Непростая сноровка. Дана не каждому, всякому нужна.

Второе…

Кому-то слышится в лесу только вой комаров и треск мушиных крыл, а иным – одно лишь птичье пение. Первое обременяет душевное состояние, второе наполняет его беспричинной безответной радостью, что может обрушиться в любую минуту.