Звёздные часы

– В первое время пытались как-то отблагодарить докторов. Пирог испечь, хотя бы, а потом …привыкли! Стали ходить, как к себе домой, толпами, чуть где что кольнёт. Собственно, благодарности никто и не ожидал. Вполне хватало радости от позабытых в прихожей костылях пациентов. Но за привычкой следует озлобленность…

– Бескорыстие тревожит заспанные сердца. Оно неудобно им от того, что самим слабо или недосуг.

Мы так откровенны в обличении чужих пороков, но добры по-отношению к себе. Мы хотим казаться хорошими, но быть такими трудно. На самом-то деле, люди просто хотят хорошо жить, не прилагая никаких особенных усилий, вкладывают в это понятие сытое безответственное безответное спокойствие.

Но нам не всё равно – поймут ли люди себя, друг друга, потеряются ли в жизни, сумеют ли вовремя понять, что неиспользованные таланты и возможности, как та праздничная одежда, что обветшала, провисев в серванте, не надёванной ни разу, и стала так мала, что не взойдёт уж теперь даже в рукава.

***

      На книжной полке, между Библией и Чеховым лежит красное расписное пасхальное яичко, подарок Чичико. Когда беру его в руку, чтобы стереть шерстяной налёт серой пыли, ощущаю в ладони ту горячую монетку, которую мы передавали друг другу тридцать лет назад, она словно вросла под кожу.

Непросто это, массировать душу воспоминаниями. Ну ничего, после будет легче… наверное.

У времени всегда свой козырь в рукаве.

Музыка

Улитки неслышно шаркают стоптанными домашними тапками по поверхности пруда. Они умеют ходить туда-сюда, совершенно не оставляя следов. Время от времени шумят вздохом то у одного берега, то у другого, и эти звуки пробиваются, как свет из-под двери, ведущей туда, где всё не от мира сего, хотя нереального в них разве что умение прогуливаться вниз головой, по той самой зеркальной плёнке, в которую любит глядеться полдень.

Пригорюнившись, кувшинка, оперлась щекой о лист, смотрит, что ласточки обшивают небо рюшами мелких облаков. Как в воду глядит, разное нашёптывая ей. Жуки цыкают на вишнёвые листочки: «Т-с-с!», особо ретивых бьют по щекам наотмашь. И дерево, в ответ, барабанными палочками малахитовых ягод отбивает по ветру слышную едва барабанную дробь. Не в укор, так только, острастки ради.

Шероховатая возня шмеля, острая ос, скрипучее взрывное стаккато, с которым совладали караси… Духовые на откуп ветра. Всё – музыка52. Нечто отражается в воде, иное – разноцветными красками семи нот, что умеют вторить струнам души.

Часто ли бывает душно от невозможности выразить себя? Когда, пробиваясь через нагромождение порывов, теряешь намеченный загодя путь, ибо нельзя угадать наперёд, каким покажется он.

Вечер рисует чёрной тушью силуэты деревьев, и лягушка сбивается с тона на стон, распевается филин в ночи, – то ли плачет, а то ли кричит…

300 слов

Ступая плоскостопно по проволоке кувшинки, лягушка искала равновесия судьбы. Казалось ей, что мир, занятый своим минуту назад, теперь замер и глядит на неё одну.

Слева и справа зеленели перлы воды, коли пришла б охота, то падать было рядом совсем. Но как-то оно не по чину, что ли, так себя ронять.

Засмеют ли караси, или сделаются невозмутимы? Поддержат почин или примутся судить, порицая без меры?

И тут лягушка заприметила, что щёки одной из рыб красны, у другой манишка залита сладким вином, третья безуспешно трёт влажной губкой листа берёзы ланиты и уста цвета разбитого параличом чистотела… Буквально каждая была измарана чем-либо! Но, не делая из того большой беды, или скрывая замешательство, суетились они, очевидно озабоченные, – кто спутавшимися локонами зелени, кто собой.

Внезапное появление на пруду вороны, напугало было лягушку. Но птица присела на берег лишь с тем, дабы смочить пересохшее горло и, успокоившись, лягушка приступила к следующему шагу по стеблю. Как и прежние, он приблизил её к бутону. Зачем лягве53 вздумалось добраться до него таким манером, отчего просто не притянула под воду за надушенную цветочным одеколоном шею, она вряд ли могла уже вспомнить. Наверное, был в этом какой-то резон. Награда, в любом случае, стоила потраченных усилий, но, лишь только жёлтое отражение коснулось её глаз, как ворона долбанула по цветку клювом, не приметив лягушки. Цветок был так ярок, что надолго слепил взгляд.

Рыбы до самого заката обсуждали происшествие. Судили птицу, позабыв о том, что в каждом присутствует всякое: довольно и нервности, и недоброты, так можно ли требовать одного лишь благородства от кого-то, кроме себя…

Недовольный ропот, тронув нежные губы водных листьев кувшинки, замер у дна, а ворона долго ещё сидела под чубом нависшего на берег куста, подробно проговаривала каждую букву своего неизменного «кар-р-р» и сухо кашляла, после чего полоскала горло водой, во рту совсем некстати горчило. Птица готовилась к первому осеннему дню, лицедейство54 было её призванием, а когда как не в пору всеобщего беззакония55 казать56 его. Терять момент было нельзя никак.

Всё совсем не так…

– Люди живут, не ожидая никаких неприятностей с небес, кроме дождя.

– Они глупые, да?

– Наивные…