Горсти песка с дырочкой посередине, просыпанные из детских ладошек муравьёв. Прозрачный седой дымок паутины, рвущейся вслед за ветром. Предчувствуя дурноту, трепещет перегревшийся под солнцем воздух… И так хочется туда, где море, один вид которого ласкает сердце, и оно перестаёт замирать и куражиться, намекая на возраст. Волна, стирая пальцы о гранит, сглаживает острые углы, творит суждение толпы, которая всегда неправа.
– Это ещё почему?
– Ну – так… Для своего мнения нужна отвага, на это способны не все.
– Или совесть.
– Да, или она, прирождённая правда…
Муки совести – тот ещё ад. А те люди, которые прошли через геенну неприятия и презрения забывшими про камень, брошенный в безгрешного, – они уже искупили ту часть вины, которая никак не больше того порока, на который идём, подозревая себя во всесилии.
– И так бывает невыносимо… и больно так… Но тут, откуда ни возьмись, кот, он слышит не только, как идёт паук по стене, но как плачет душа, как горюет сердце. И, бросая на полпути вкусный сон, приникает, словно тень, и дрожит вместе с тобой.
– Не может быть!
– А отчего, ты думаешь, мурлычут коты?
– Понятия не имею! Ну уж точно не от того, о чём ты сказал!
Кот, который так долго баюкал, уговаривал моё сердце, обернувшись вокруг него клубком, перестаёт урчать и оборачивается. Пристально смотрит, и с изрядной долей брезгливого негодования отталкивает меня от себя. Ну, что ж. Заслужил. Нужно уметь сберечь то, в чём уверен.
Даже, если в самом деле всё совсем не так.
Немка
Ветер выкручивал руки деревьям, ступая через кусты, ломал их без жалости. Трава, та похитрее, – кланяясь привычно, умело ластилась, клялась в верности и любви. И только мак, губы упрямо сжав, смотрел гордо. Терзал ветер прозрачный сарафан цветка, а тот, охаживая его то так, то эдак, грубо ласкал полный стан. Но… маку было приятно весьма.
Солнце краснело, но уж так ему было любопытно глядеть на то, как бесстыдно тают тонкие алые ткани при свете, сливаются с ним, превращаясь в ломти мёда, чуть более тёмные и густые по краям, и едва не выливаются за пределы лепестков. Сластёна ветр58 старался привести цветки в чувство и вытрясти наземь мёд, да всё не выходило никак. А если бы и смог, – расплескал бы только, выпачкался попусту.
За напрасным усердием ветра осталось незамеченным, что нефритовый зелёный бисер калины уж набирается сил, а шмели и пчёлы дружно хлопочут густым облаком подле винограда, неотрывно распевая «До» первой октавы. Земля у ног лозы и мелкая лужа пруда, усыпанная конфетти мелких зелёных цветочков, выглядела не просто пустой, но опустошённой, словно гостиная наутро первого января. Мелькание сотен трудолюбивых рук не спасало положения. Становилось очевидно, что кисти винограда не те, что, сдерживая свою горечь по человеку, рыдают беззвучно, замирают тяжёлыми каплями, оттягивая долу ветви, без жалости ломая их копья. Хрупкие на вид, свёрнуты щёпотью лапки листочков – вот это они и есть. Перебираясь, с попутным ветром повыше, привязывают себя по месту сваечным морским узлом, и – чёрт им не брат, ибо, пройдя экватор тайника души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка, имеют право свистеть в ветер, плевать на палубу и носить серьгу в левом ухе.
Уж – парень не промах, дока по части узлов и ловкий пловец, удобно устроившись на самом виду, ни от кого не таясь, по-большей части, спрятал голову под самый крупный камень на берегу. Поглядывая часто на враз заскучавшее небо, ужик озяб и, так и не дождавшись тепла, утёк, застёгивая на ходу тесный воротник, сшитый из лоскутов той же ткани, что пошла на пелерину одуванчика. Нора под порогом втянула его в свою ноздрю, будто бы сквозняком, уж только и успел, что расшаркаться с лягушкой напоследок. Но та ж дремала! – и, прыгнув с перепугу короче обыкновенного, сильно ушибла палец.
Вцепившись двумя руками в лист кувшинки, прикусив его край, чтобы не выдавать своей боли, лягушка после долго парила ногу в тёплой воде. Кто знает, когда теперь доведётся услышать её мелодичное «Брю-ква…», нет ей дела ни до морских узлов, ни до ветров с ароматом ламинарий59.
Каждый держится за жизнь, как может: кто крутит или льстит, другой берёт покорностью, иной гордостью, некто вяжет страховочные узлы на каждом шагу, или, бывает, который, – закусит губу от боли и терпит. А разве для того она, жись60, дана…
Отточия
Забавляется ветер со светом. То включит, то выключит податливой тенью облака. Оно лишь орудие, но сговорчиво.
Ошибается ветер? Чудит!? Да нет, – так просто, играет… с огнём.
Ошибки и глупости. Чаще всего их совершают из боязни сглупить или ошибиться. Эдакой вот озадачливый61, дикий на первый взгляд62 случай63. Не можем мы без чуткого руководства. Стоит только взяться и своею волею вести дела жизни, как напортачим так, что умоляем после Провидение вразумить нас, наставить на путь истинный…
Ну и когда ж мы повзрослеем?! Когда поймём, что в самом праве выбора заключена подсказка о том, – как и какими нам быть.