Звёздные часы

По пути в Буки86 длиннохвостая синица приникла к воде, смочить пересохшие губы. Утолив наскоро жажду, утёрла крылом клюв, и, почти сразу же, как улетела, словно на её зов, к берегу причалили два крупных карбаса87 дрозда и прогнали ужа в колючие кусты хмеля.

Трясогузка, что проспала до самого обеда, зевая, растрёпкой тотчас вышла к пруду. Покрутила головой вослед полёту шершня, кивнула бабочке «Добрый день!», и принялась прихорашивать себя. Возилась долго, прерывалась на минуточку намочить ножки, да заодно уж пылинку мошки убрать с воды для порядка, и снова, – пересчитать на груди рюши, зачесать чёлку за ушко… Вдруг, трясогузка сорвалась с места, наперерез шершню, ухватила поперёк туловища, а тот – у-у-дит, противится. Но сорвала с него птичка фантики крыл с пуговкой челюстей, и проглотила на раз, навстречу брюшком.

Лишь только ночь окунула засохший пряник луны в пруд, чтобы размок, уж смог вырваться, наконец, из цепких объятий хмеля. В стремлении обрести согласие с собой, он свернулся под болотным листом, оставив на виду лишь чуточку88 оранжевого волнения и теплоты, дабы было из чего взять радость к жизни и смелость к ней. Когда он уже почти заснул, то слышал, как громко летит в улей припозднившаяся пчела. Не вполне помня себя, она решила сыграть нечто, но, тронув струну травинки, поняла, что та звенит конечно89, оборвана, увы.

К утру началась гроза. Осерчав на что-то, она кромсала мокрое небо, драла в клочья, а уж всё лежал среди камней на берегу, и было непонятно, – спит он или уже нет.

Трактат «О бабочках»

Не знаю, как у кого, а в нашем детстве, когда не было уж сил бегать или купаться, мы усаживались в кружок на берегу реки, строили большой замок из песка и, избрав тему, рассуждали о ней, как взрослые, на разный манер, выбирая между басней, дидактическая поэмой, либо былиной, по-одной или вольно смешивая их. Предпочитали последние две, ибо они казались чувствительнее, страннее, солиднее, витиеватее и изощрённей. Нам нравилось ткать из вязи слов ускользающие полутона смысла.

В тот день, темой предложили себя бабочки. Их было так много, что, расшалившись, они норовили запутаться в свалявшихся после купания волосах, а то и слизать запах кислого яблочного сока и солёных слёз с ладоней, которых не избежать в босоногом детстве.

– Итак, – бабочка! – Начал первый, – Листает мгновения дня: взмах, другой, ещё один. Много ли их у неё? Сколько ни есть, считать не нам. Бывает, что в единый день проживёт жизнь свою, а иная не свыкнется с нею и за три недели90. Что ж говорить про ту, что монархом, единовластно, да по тридцать восемь седьмиц91?! – свыклась только-только с привычным порядком, ан нет, – лети -ка ты прочь.

– Слабовато, поморщил нос второй и, набрав побольше воздуха для плавности изложения, начал, – Сложит метыль92 вместе ладони крыл – затаилась, с наскока не разглядеть. Блёклый чехол бального платья кратко кротость скрывает от зависти жёсткого ока, но повод даёт воли набраться на роскошный, степенный до неба диковинный пляс, дабы с пышностью слиться, украсить собой, пусть недолго. Но полёт для того, чтобы чествовать крепость земли, где бабуля93 расправит все пышные юбки наседкой. Складкой скрывши подол и, ветрами движима, пышет счастьем, сложением славит сияние солнца. – И, переведя дух, торжествуя, добавил ещё, – Те – всё денные. Спят, притворившись цветком.

Третий, который, дожидаясь своей очереди, нетерпеливо ёрзал и яростно ковырял нос, сходу продекламировал, сдерживая смех:

– Есть, что в сумерках важны, не мечутся к ночи от дня, но степенны, солидны. Остры на язык, браво держат мохнатую грудь колесом и довольно смелы… лишь пока их не видно. Чуть же свет – прячут сытое тело от скорой расправы. Под корой, в тех местах, где сюртук обветшал, или сделался мал от обильных дождей, между прочим. Вот!

Высказаться хотелось каждому, но второй, нарушив очередь, вдруг забубнил опять:

– Мятлик, бабура, бабушка и телешок, а ночные стройнее, противу дневных. К возлияниям страсть, и излишествам прячут усердно, но имеют с собой, лишь на случай побочной поживы, всё, чему непременно же следует быть. Пьют струёй, как замечено, с жадностью змееподобной94. Постоять за себя принуждённые, скалятся, с возрастом – грызть в состояньи. Скрытны, меры не зная, иные, а те, что без сил яда не прятать, не тщатся таить, есть, которые прочь от себя гонят излишеством красок, нарядов, духов. Дух от них нехороший, и разный, и резкий!

Мы рассмеялись, представив этот самый дух, но тут, самый младший, братишка одного из ребят, тихо проговорил:

– Среди ночных, смотря по величине изверия95, встречаются разочаровавшиеся в судьбе наполовину или полностью, от чего теряют крылья вовсе или некоторую их часть.