– Неблагодарный, – заявила ему мама, заметив, как он поплелся к кровати. – Еще и нытик. Но это неудивительно, учитывая твой возраст. Верни мне плащ, пока не лег.
Киф швырнул его в нее и стащил с ног ботинки, а потом забрался под одеяло и натянул его до шеи, оставляя на ткани кровавый отпечаток.
Леди Гизела скривилась.
– Надо найти тебе мазь – и что-нибудь, чтобы убрать пятно, пока твой отец не заметил.
– Как хочешь, – пробормотал Киф, крепко прижимая раненую руку к груди.
Он зажмурился, когда мать вытащила серебряный передатчик.
Последнее, что он запомнил, – то, как она убирает волосы с его лба и шепчет:
– Не бойся, Киф. Скоро придет Стиратель.
Глава 42
Софи резко отпустила виски Кифа, разрывая ментальную связь. Но ужасная картина не шла из головы.
– Киф, я…
Слов не было.
Она схватила его за плечи, обнимая изо всех сил. Может, если не отпускать его, то получится удержать вместе осколки.
– Кажется, очистить твою обувь от шкур шелки уже не получится, – усмехнулся Киф.
– Ну и что. И не надо так, Киф. Не превращай все в шутку.
– Почему бы и нет.
Его надтреснутый голос врезался в сердце, и она уткнулась лицом в его плечо, ощущая, как слезы стекают на плащ.
– Прости, – пробормотала она. – Это ты должен плакать, не я.
– Никто не должен. Всего-то дурацкий порез. Даже шрама не оставил.
Софи отстранилась посмотреть на него.
– Оставил. Мы оба это понимаем.
Киф отвернулся, глядя на волны, накатывающие на песок.
– Не хочу, чтобы ты меня жалела.
– Ничего не поделаешь. Но это не жалость. Это… не знаю, как назвать. Ничего не понимаю.
– Как и всегда, когда речь заходит обо мне, – вздохнул Киф.
– Ну, мне сейчас хочется ворваться в огрскую тюрьму и врезать твоей матери по ее спесивой физиономии. А потом смотреть на текущую из носа кровь и разглагольствовать о жизненной силе, заодно спрашивая, чувствует ли она себя могущественной.
– Ух ты, кто знал, что ты бываешь такой жестокой.
– Иногда бывает. А уж сейчас… – все ее тело содрогнулось под напором спутанных эмоций – чудовища, рвущегося из груди.
Киф удержал ее.
– Ценю твою ярость, Фостер. Но, правда. Оно того не стоит.
Она понимала, что он имеет в виду на самом деле. «Я того не стою».
И это бесило больше всего.
– Однажды я докажу, что ты не прав, – пообещала она.
– Я просто рад, что ты меня не оттолкнула.
– Ты правда думаешь, что я могла бы так поступить?
– Иногда я думаю, без меня тебе будет лучше.
Он попытался отстраниться, но Софи не отпустила.
– Мне станет лучше, когда ты вернешься домой и я буду знать, что ты в порядке, – прошептала она.
Он не согласился. Но и возражать не стал, поэтому они решили оставить все как есть.
– Как ты вспомнил? – спросила она.
– Я не нашел ее шпильку, если ты об этом – а я пытался, поверь. Воспоминание вернулось, когда я искал бусы, которые тебе подарил. В ее шкатулке лежало несколько шпилек, я укололся о них и все вспомнил. Потом я перерыл весь дом, но либо она очень хорошо ее спрятала, либо выкинула – либо забрала с собой. Я даже спросил отца, не помнит ли он про шпильку, но он назвал звездные камни «блеклыми» и сказал, что не дарил маме такую безвкусицу. Значит, она купила ее сама.
– Скорее всего, ее сделали под заказ. В воспоминании она назвала камень «редким». И я так понимаю, ты не знаешь, где та дверь и что за ней находится?
– Не-а. Самое странное, «Незримые», кажется, тоже не знают. Я думал, они притащат меня туда сразу после вступления и заставят ее открыть. Но они о ней даже не спросили. Значит, мама либо не рассказывала о ней, либо они не поняли, что моя кровь – ключ.
– Либо они выжидают подходящий момент, – заметила Софи.
– Теперь-то понимаешь, почему я до сих пор с ними? Не знаю, что за той дверью – не знаю, что планировала мама, но я сыграл в этом свою роль. А значит, я смогу положить конец ее планам.
– Как думаешь, что там?
– Не знаю. Но добра от моей мамы не жди.
– Немного добра она в мир привнесла, – возразила Софи. – И мне оно очень нравится.
Киф отстранился, и между ними пронесся порыв холодного вонючего ветра.
– Не хочу расстраивать, Фостер, но вкус на друзей у тебя ужасный. Ты же видела, как я себя повел. Каким неудачником надо быть, чтобы делать все, что прикажут, и не требовать объяснений?
– Надо быть мальчиком, над которым всю жизнь издевались и которым манипулировали. Вот она, сила оскорблений. Они постепенно истощают тебя, и сил на сопротивление не остается.
– Да, но я знал, что мне сотрут память – слышала, что мама сказала в конце? Мне было девять, я точно знал, кто такие Стиратели. Я знал, что со мной сделают. И не помешал им, потому что хотел забыть. Я сам решил закрыть на все глаза.
– Я поступил бы так же, – раздался за их спинами четкий голос с акцентом.
У Софи запылали щеки. Воспоминания так поглотили ее, что она забыла про Фитца.