– Я чувствовала. Знала, что ишим замышляет недоброе. Так и знала.
Карие глаза Евы сузились.
– Дов, тот подонок, с которым трахается моя мать?
– Дов связан с Клэр?
Ева усмехнулась, покачав головой так сильно, что ее черные волосы разметались веером вокруг овального лица.
– Я. Его. Убью. Этот чертов… – И затем она прорычала кучу ангельских слов. Она ненавидела Дова за то, что он встал между ее родителями, или за то, что сотворил с нами?
Мама тревожно замолчала, но в ее глазах плясала ярость.
– В чем дело? – Мой взгляд метался между родителями.
Ответом служило молчание. Очень много молчания. Даже Ева перестала рычать все слова, которые знала на ангельском. Когда она вздохнула, я поняла, что четверо вознесенных обдумывали что-то, во что я не посвящена.
– Кто-нибудь может, пожалуйста, объяснить мне, что происходит? – Я повела ноющими плечами, отчего по спине пробежал такой огонь, что атриум треснул. Я заморгала от головокружения. При всем желании лечь и проспать целый день стремление понять, что, во имя Абаддона, происходит, было более настойчивым. – Пожалуйста?
У отца зазвонил телефон.
– Да, Тобиас?.. Уже вылетаю. – Он сунул телефон обратно в карман туники. – Селеста, отведи Найю домой. Я встречу вас там, как только закончу.
–
– Я не только знаю, что ты это сделаешь, но и буду рядом на каждом шагу,
Я сморщила нос.
– На каждой миссии?
– На. Каждой. Миссии. Все как в старые добрые времена. – Он одарил меня самой ледяной улыбкой.
Я закусила губу, но не потому, что воспоминания о том, как отец шпионил за мной, пока я помогала грешникам, были
А может, и нет…
Может, Адаму будет слишком противен вид моих голых крыльев, чтобы встречаться со мной. Или он прислушается к угрозам моего отца и будет держаться подальше. Или…
–
Отец перестал так сжимать губы.
– Из Амстердама.
– Амстердама? Что там произошло?
Он обменялся последним взглядом с мамой, а затем ушел.
– Что случилось в Амстердаме,
Ее взгляд метнулся ко мне.
– Что?
– Ладно, что происходит? Очевидно, я что-то упускаю.
– Найя? – Голос Галины заставил меня перевести взгляд на арочный вход в атриум. Хотя она была бледна, как кварц под ногами, но неоперенная улыбалась. – Мне показалось, что я тебя услышала! Мы… Эм-м… Мы…
– Просто скажи, Неоперенная. – Мира повернулась, багряные крылья уже не прижимались так тесно к ее спине, как в момент, когда мы с отцом вошли в гильдию. – Будто мы не знаем, что вы, дети, посеяли хаос на Земле.
Черты лица Галины виновато исказились, отчего ее пирсинг отразил свечение огненного камня.
– Простите?
Мира фыркнула.
– Итак? Вам удалось их спасти? – Галина оттолкнулась от проема и, хотя она сгорбилась, а одну руку прижимала ко лбу, будто у нее мигрень, все же стояла прямо и ступала твердо.
– Спасти кого? – спросила Ева.
Очевидно, они знали, что мы нарушили несколько законов, но не знали причин.
– Пятьдесят человеческих девушек. – Я подумала о Наташе. И чуть было не спросила маму о ней, но решила затронуть тему извинений позже. – И я не знаю, получилось ли у нас.
Галина остановилась передо мной, и, хотя я заметила, что ее пальцы дрожат, они остались прижаты к виску.
– Что значит «не знаеш» ь?
Образ ее распростертого окровавленного тела наложился на исцеленную, живую форму. Я отмахнулась от леденящего душу зрелища.
– Все вышло немного… хаотично.
– Немного? – усмехнулась Ева.
Я вздохнула.
– Достаточно. – Когда Галина нахмурилась, я сказала: – Дов солгал нам.
Галина вскинула брови.
– О чем?
– О цене убийства Тройки.
– Не может быть. Зачем ему это? Представляешь, если бы кто-то из нас… – Она замолчала, окинув взглядом лица трех женщин. – Адам потерял свои крылья?
– Нет. – Я попыталась нацепить улыбку, чтобы смягчить новость о том, что это мои крылья утеряны.
Мои глаза заслезились. Лицо Галины расплылось.
Сделав судорожный вдох, я еще более судорожно выдохнула, затем подняла руку к груди и помассировала ноющую мышцу. Меня наконец настиг неимоверный груз совершенного и осознание того, чего я лишилась.
Опали более девятисот сорока перьев.
Сердце сжалось от отчаяния и горя.
Когда я заплакала, на лице Галины промелькнуло понимание.
– Ох, Найя… Нет.
Она шептала успокаивающие слова, которые мало что могли сделать, чтобы вытащить меня из кроличьей норы боли. Я закрыла глаза, слезы хлынули, намочив ее свитер. Мне вспомнился бомбер мамы, и я призналась, что потеряла его. Как и все ее футболки и многие платья, которые мне подарила Ева.