– Да так, мысли вслух, не обращай внимания, – продолжая копать.
Соня подошла поближе к выкопанной яме, из-под ног посыпалась земля.
– Бросай … – проговорил Марк, не смотря на Соньку, облокотившись на черенок лопаты.
Сонька, присев на корточки, осторожно бросила коробку на дно ямы. Обернутый в ткань, квадрат пестрел на черном фоне свежей земли. Комья земли застучали по коробке, посыпались – Марк, без слов, стал закапывать могилку. Вот земля покрыла коробку, слой за слоем земля сровнялась, образовался небольшой холм.
– Все, похоронили твою птаху, – ласково, как ребенку, сказал Марк. – Стемнело уже, пойдем?
– Ветку поставлю, вместо креста, – добавила Сонька.
Зеленая ветка, усеянная листвой, мягко вошла в землю, украсив холм.
Марк следил за каждым движением Соньки со спины, невольно бросив взгляд на тонкую талию, обтянутую ситцевым платьем, на россыпь волос по плечам…
Тут же схватился за четки на запястье, мысленно читая молитву, принялся перебирать узелки.
Не чувствуя взгляд Марка на себе, Сонька продолжала ровнять холмик руками.
– Софка-а-а! Соф-а-а! – послушался знакомый голос.
– Ой, уже бабушка зовет, – обернулась. – Я пойду…
Марк продолжал смотреть за тонкой убегающей фигурой Соньки в темноте, которая скрылась за храмом.
***
Валентина дожидалась внучку у фонарного столба поодаль от храма. Прислушивалась к вечерним звукам села. Стрекотали кузнечики, гудели сверчки, доносилось отдаленное квакание лягушек на озере. Лаяли собаки на разные тона, будто отвечая друг другу – то дальше, то ближе. На улице ни души, лишь изредка раздавался хохот подростков в соседнем квартале.
– Софка-а-а! – волновалась Валентина. -Софа-а-а!
В конце улицы показался силуэт бегущей фигурки. В темноте выделялся светлый сарафан Соньки.
– Бабушка! – обняла Сонька старушку, запыхавшись.
Валентина почувствовала холод девичьих рук на плечах.
– Где колобродишь в полунощи, бесстыдница такая? – всплеснула руками бабушка. -Двенадцатый час!
– Да не волнуйся так, ба! Я ж птенца хоронила, ты сама меня отпустила!
Ночная прохлада обдувала тело, мурашки бежали по коже Соньки.
– Руки холоднющие, застынешь же, дуреха, в платьюшке да босая!
Валентина накинула шаль на плечи внучки.
– И кто же хоронил твою птаху, али сама?
– Звонарь с колокольни, – тихо проговорила Сонька.
– Как звать-то его? Раньше старик какой-то звонил…
– Да нет, этот молодой, в черной рубашке такой… Имя я забыла спросить.
Бабушка медленно зашагала по тропе, задумавшись, в сторону дома.
– А кто ж тебя научил с незнакомцами в ночи то гулять, а?
– Да не гуляла я, ба! Я правда птенца хоронила!
Полумесяц освещал тропу впереди, треугольные крыши сельских домов, фонарные столбы. Валентина шагала, переваливаясь с ноги на ногу. Молчала.
– Ба, о чем думаешь? – спросила Сонька, поднимая пыль босыми ногами.
– Эх, Софа-Софа, – вздохнула бабушка.
О новом звонаре, не известно откуда прибывшим в село, уже ходили слухи. Что, мол, за ним прошлое сомнительное тянулось.
– Переживаю я, ведь девчонка совсем… – проговорила бабушка.
Сонька не расслышала. Не заметила, как подошли к деревянному дому.
Калитка скрипнула.
Глава 4
В селе
Дверь в селе никто не закрывал. По скрипучим половицам вошли в дом. Сонька вытерла пыльные ноги о коврик, прошла на кухню. Из прозрачного кувшина налила простой воды, облокотившись о плиту, залпом выпила. На окне спал кот.
– Кс-кс-кс, – зашептала Сонька.
– Иди спать, полуночница, – в руках с зажжённой свечкой, осветив кухню, вошла бабушка.
– Не спится, ба…
– Утро вечера мудренее, ступай в спаленку, – легонько подтолкнула Валентина Соньку.
В полумраке Соня вошла в спальню. Она любила упасть, не расстилая кровать, в мягкие пуховые подушки, заботливо взбитые каждое утро бабушкой. На покрывало бабушка Валя всегда ставила, заострив треугольный конец вверх, три подушки в ряд, и каждую прикрывала «накидушкой» – накрахмаленным кружевом. Так Сонька и засыпала. Сладко.
Ночью Валентина накрывала спящую Софку пуховым одеялом, пряча холодные ступни в тепло. Перекрестив внучку, задергивала занавеску в «детский уголок».
Сама же Валя каждый вечер читала молитвы на сон грядущим. Иногда Сонька сквозь сон слышала монотонное чтение старушки. Теплилась лампада в красном углу, окрашивая спальню в красный оттенок сквозь цветное стекло.
Утро в селе наступало рано. Через открытую форточку раздавался свист птиц, мычание коровы, изредка лай собак. Наперебой кудахтали куры во дворе, покрикивали петухи.
Солнечный луч, озорничая, проникал сквозь щель занавески, падая ровно на лицо Соньки. Ладонью закрыла глаза, щурясь.
В мягкой бабушкиной перине – как в облаке. Запах накрахмаленной подушки в белой советской наволочке. Утренняя теплота рассеялась по дому.