По памяти Марк нашел могилу в конце кладбища. Крест заржавел и покосился. Он попытался его выровнять – комки сухой земли посыпались на траву. В перекладине креста торчали грязно-розовые искусственные цветы.
Внезапно подлетел и чирикнул воробей. Марк достал из кармана остатки пшеничных зернышек и бросил на землю. Воробышек принялся проворно клевать угощение.
Тут мальчишка уловил знакомый запах махорки. Старческий кашель прорезал тишину. Марк обернулся.
– Ну, здравствуй, внучок. Давненько ты меня не навещал.
– Д-давненько, правда…
Перед ним как живой на скамейке сидел дед Семен, седовласый, с пушистой спутанной бородой, в мешковатой рубахе. Выцветшие зеленоватые глаза внимательно смотрели на Марка.
– Прости, деда… – смутился внук. – А у нас беда.
– Какая беда? Ну-ка, выкладывай.
Воробей, доклевав зерна, подлетел на скамью.
– Батя пьет. При тебе не пил так, дед. Вчера вот мамку побил! В живот…
– За что же бил?
– Да чтоб не рожала, – голос Марка дрогнул, – чем, говорит, дура, я вас кормить буду?!
– Как чем? На нашей-то земле?
– Все мужики, дедуль, в Москве-столице. Там платят больше.
– А сам то, как? Школу не бросил? Малая как, растет?
– Не бросил, – вздохнул мальчишка. – Груня у бабани сейчас…
– Вот оно как, значит, у бабани… – поднялся дед со скамьи, вытирая рукавом глаза. – Держись, внучок. Держись, ты парень крепкий. На стойких и беда ломает шею.
Небо багровело над селом. Марк бежал домой, а знакомый голос с хрипотцой все повторял: «Крепкий, как камень…»
Глава 7
Отец Евгений
Месяца шли. Марк глубоко уверовал в Бога. Читал духовную литературу от отца Евгения. Ждал УДО.
Отец Евгений обещал забрать Марка в город, в свой храм. За время заключения Марк обучился колокольному звону, да так что любой профессиональный звонарь бы позавидовал. Мирскую жизнь не жаловал, все больше уединялся, предавался духовным вещам -иконописи, звону да молитве.
Из брошенного подростка превратился в серьезного задумчивого мужчину. Глубоко смотрел на мир, на заключенных, которые по второму и третьему кругу возвращались в тюрьмы. Держался духовного наставника.
– Из такого вы меня вытащили, отец Евгений …
– Не тужи, Марк, скоро в город поедем, звонить будешь, народ собирать, – хлопал Марка по плечу батюшка. – Крепись, родной.
Отец Евгений за последний год стал родным, о таком отце тайно мечтал Марк. Обида на кровного отца глубоко, занозой, засела в сердце – саднила. Не мог простить смерть матери и брошенных сестер – да что говорить, вся жизнь наперекос пошла, в один только миг.
– А отца прости, родителей почитать надо, какими бы не были, – наставлял священник.
Перед глазами Марка вновь и вновь вставала картина плачущей Груни и крик новорожденной Глашки, как бабаня собирает их с органами опеки, и пьяный вдрызг отец, скотиной валяющийся в туалете.
*
С отцом Евгением сидели в полумраке молельной комнаты. Лампадный луч освещал силуэт священника в рясе и сутулую спину звонаря. Марк скручивал восковые шарики из огарков свеч.
– Мы в ту ночь еще не знали, что мамка умерла при родах. Помню, на утро бабаня принесла в дом Глашку, уже нареченную. Малая все время кричала, почти без остановки, баба ее качала на руках. А в ночь отец назвал гостей, пили гуляли в честь рождения дочери, а я Груню пытался уложить спать, – мягкий воск таял в руках, пока Марк рассказывал отцу Евгению. – Отец долго не возвращался, как пошел провожать гостей, забыл, наверно, что у него дети есть. Мне тревожно было, если не сказать страшно. В три часа ночи хлопнула дверь, раздались какие-то мычания – и грохот.
*
Каждый день утром и вечером по мощеной камнем дорожке спешил Марк на звонницу, оглашать округу колокольным звоном. Он не занимался в детстве музыкой, ранее не испытывал тяги к колоколам, но как-то раз услышав перезвон, сам изъявил желание обучиться колокольному звону.
Глава 8
Марк
– Закрой глаза, – с теплотой посмотрел Марк на Соньку.
Не сказав ни слова, Соня доверчиво, послушно закрыла глаза.
Тут почувствовала, как через голову он что-то надел на шею, и что-то легкое упало на грудь.
– Открывай.
На груди увидела деревянный крестик. Теплый, как глаза Марка.
Она смотрела в них и молчала. Сжимала в кулаке крестик.
– Бабушка сказала, ты крещеная, – нарушил он благоговейное молчание.
– Ты говорил с бабушкой? – кулак с крестиком невольно разжался.
– Не переживай, она сама приходила ко мне.
*
– Марк, смотри, я блинов принесла, – опустилась Сонька на колени, раскрывая корзинку.
На дне стояла тарелка с золотистыми блинами, средняя банка молока и три вареных яйца.
Сняв пластмассовую крышку, поставила холодное молоко на теплый деревянный пол колокольни. Расстелила вафельное полотенце, разглаживая руками, и поставила тарелку.
Он молча смотрел, улыбаясь, как старательно и неловко раскладывает она завтрак. В крышку от молока почистила яйцо, сверху насыпала щепотку соли.
Подняла счастливые глаза на Марка:
– Держи!
Осторожно, как великую драгоценность, принял он кушанье.
– Почему не ешь? – улыбнулась Соня, с удивлением посмотрев на Марка.
– Я тебя жду, – мягко проговорил он.