Звук, который ты захочешь услышать

Тут официант принес заказ, они начали есть, выпили вина, болтали о всякой ерунде, Всё было так просто и умиротворяюще: Иохель потчевал Полину байками про заграницу, она одаривала его своим волшебным смехом, пока после десерта не подошел официант со счетом. Доктор полез за бумажником, но тут вдруг Полина встала, наклонилась через столик, погладила его левую щеку, быстро поцеловала в правую (он едва успел вдохнуть ее аромат, после чего боялся выдохнуть, чтобы не потерять) и сказав «Спасибо, всё было чудесно», моментально скрылась.

Иохель почувствовал себя ребенком, которому подарили железную дорогу с мостами, туннелями и станциями, развернули, собрали — и унесли в неизвестном направлении. От обиды в глазах предательски защипало. Он встал, взял со стула шляпу и вышел. На улице благоухал теплый июньский вечер, по тротуару сновали прохожие, гудели автомобили. На бордюре бесстрашные воробьи терзали хлебную краюху. Иохель постоял у выхода из ресторана, поправил галстук (сразу вспомнился Синицын, требующий снять с него эту удавку) и медленно побрел домой [2].

* * *

Сидор как раз на неделю уехал в Арзамас (передать немного денег и срочно понадобилось помочь Марии Ароновне по хозяйству), а Иохель, оставшись один, мучился. И страдал. Колокольчики волшебного смеха преследовали его повсюду (да он и не пытался от них избавиться), а память о головокружительном аромате будоражила воображение. Где живет Полина, он не знал. Спрашивать у пациентки — он даже не мог подумать о подобной глупости. В своем воображении он выстраивал хитроумные схемы, включающие профессора Гуревича и крадущегося в ночи шпионом Синицына. В конце концов он подумал, что пусть будет так, как будет и они всё равно должны встретиться (не может же судьба быть такой жестокой). А если вдруг…, то он сделает всё для того…

От подростковых мечтаний самому было неловко. Глупее чем сейчас Иохель себя не помнил. Чтобы отвлечься, он начал писать статью для журнала о случае с фантомными болями, хотя и понимал, что пишет больше для себя и напечатать это не получится. Однако, он ходил в библиотеку института экспериментальной медицины, пропадая там целыми днями, изучая литературу по этому вопросу и составил библиографию пунктов на тридцать.

Статья получилась очень хорошая (как сказал профессор Мультановский) и даже просто отличная (сам бы подписался — профессор Гуревич), но число читателей так и не превысило двух человек. Иохеля это даже не расстроило (зато время прошло).

* * *

Через неделю наконец пришло время идти на повторный осмотр к Анне. Глаженые рубашки закончились и этим пришлось заняться самому. Казавшееся простым занятие на поверку оказалось той еще каторгой. Утюг, поставленный на плиту, сначала никак не грелся и не хотел гладить, потом тут же раскалился докрасна и прожег в рубахе здоровенную дыру, при этом наполнив квартиру запахом гари. Вторая рубашка сдалась всего через полчаса и довольный своей победой над одеждой Иохель пошел к пациентке.

Выйдя из подъезда, он ощутил, как легкий ветерок приподнял волосы и понял, что забыл надеть шляпу. Пришлось возвращаться назад, причем, после того, как шляпа оказалась на голове, Иохель вполне серьезно проверил наличие носков (даже цвет) и состояние пуговиц на брюках. «До чего я докатился? Как мальчишка», — подумал он и вышел из квартиры.

Дойти до улицы Горького он решил пешком: времени оставалось довольно-таки много, жара спала и прогуляться в этот день было сплошным удовольствием, да и успокоиться не помешало бы.

На осмотр он пришел точно в оговоренное время. Анна открыла дверь, провела его в знакомый уже кабинет и сообщила, что действительно беременна, гинеколог всё подтвердил и даже сделал тест на лягушке [3], сообщив, что наверняка будет мальчик. Феликс вылечил больной зуб и у них всё хорошо. Жаль, конечно, что муж на службе, но он искренне благодарен доктору за решение проблемы и может оказать помощь в любое время. Так же благодарны и родители, и ее, и Феликса. Род занятий родителей остался неизвестным. О Полине не было сказано ни слова, будто ее и не существовало.

Последовало приглашение к чаю, которым Иохель с удовольствием воспользовался, надеясь потянуть время (а вдруг…). Он не спеша выпил две чашки вкуснейшего ароматного чая (Дарджилинг, с гордостью огласила название Анна), съел два пирожка с капустой (судя по тому, что об их вкусе хозяйка спросила трижды, она сама их приготовила) и понял, что пора уходить. Тем более, что о Полине ее сестра так ничего и не сказала.

Уже у двери, надевая шляпу, он наконец-то решился и прочистив горло, сказал:

— Анна…

— Да, Иохель Моисеевич? — спросила светящаяся от счастья пациентка.