Утром, проводив Полину на работу (пришлось вставать самому на полчаса раньше и готовить завтрак), Иохель взял два чемодана, собранных накануне и, оставив Сидору на его приемнике записку, чтобы, если надо, искал их на Тверской-Ямской, пошел на троллейбусную остановку.
Синяя «букашка» приехала с конечной на Крымской площади почти пустая. Иохель стал со своими чемоданами на задней площадке и почему-то вспомнил, как они с Сидором совсем, казалось бы, недавно, везли в трамвае генеральские деньги.
Чемоданы были легкие, оставшихся пальцев на левой руке хватило, чтобы удерживать тот, что поменьше и дойти до Полининого дома без остановок. Во дворе никого не было, кроме дворника, который что-то делал у двери в подвал.
Ключ конечно же вставился не той стороной, да еще и застрял в замке, так что поднимающегося по лестнице Иохель просто не услышал.
— Вы кто? — от неожиданного вопроса он вздрогнул и ключ, который только что никак не удавалось достать из замка, упал на пол и, позвякивая, полетел по лестнице.
Иохель посмотрел на здоровенного дворника, который даже стоя на предпоследней ступеньке, был выше его на полголовы, и ответ «Конь в пальто» так и не прозвучал.
— Я к Полине Михайловне Воробьевой, она мне ключ дала, вещи ее принес. — он почему-то почувствовал себя пятиклассником, которого строгий директор школы застал курящим на заднем дворе школы.
— Полины Михайловны дома нет. — несмотря на откровенно татарскую внешность, разговаривал по-русски он без акцента.
Какое-то время они стояли и молча смотрели друг на друга. Дворник, наверное, думал, что делать дальше в такой ситуации, а Иохель ждал, когда бдительный страж порядка отстанет от него и можно будет пойти искать ключ.
— Здравствуй, Равиль. Что это вы здесь встали, пройти невозможно, — послышался странно знакомый женский голос за спиной Иохеля.
— Здравствуйте, Лия Владимировна, проходите, пожалуйста, — дворник шагнул в сторону, освобождая проход. — Вот, незнакомый мужчина какой-то, к жиличке нашей в дверь ломился, а ее дома нет.
— А, Иохель Моисеевич, здравствуйте. Давно Вы к нам не заходили, — поздоровалась неожиданная спасительница.
— День добрый, Лия Владимировна, — поприветствовал он жену Юзика. — Зайдем обязательно, мы пока здесь побудем некоторое время.
— Равиль, успокойся. Это жених Полины Михайловны, я его знаю, — сказала она дворнику, на глазах становящемуся добрым великаном с застенчивой улыбкой.
— И ключ, пожалуйста, помогите найти, — осмелел Иохель. — Он куда-то вниз улетел.
Сидор
Утром все вчерашние тревоги куда-то улетучились. Вера приняла его как родного, видно было, что рада без притворства. Лег на краю, отговорился, что не любит у стенки. Пока лежал, вспомнил, как попал случаем на выступление какого-то поэта, кто б еще вспомнил, как его. Поляк какой-то вроде, но свой, фронтовик, без ноги. Так этот безногий читал стих, который начинался словами «В жаркой женской постели я спал в Симферополе»***. Да уж, жаркая нынче постель.
Встал осторожно, чтобы не разбудить Веру, взял в охапку одежду, чтобы одеться на кухне, пошел готовить завтрак. Стоя у стола, посмотрел по сторонам, прикинул, что надо сделать в первую очередь. Работы, конечно, много, но работы Сидор Синицын никогда не боялся. Посмотрел еще раз, подумал, что здесь он уже не гость. Не хозяин еще. Но до этого недалеко. Улыбнулся и успел в последнюю секунду снять с огня джезву с кофе. Позвал Верочку завтракать, порадовал.
После сходил за вещами, нашел записку от Иохеля. Верочка приемник почему-то восприняла равнодушно. Попросила включить что-нибудь веселое и забыла.
Иохель
Юзик вечером пришел сам. Забежал, конечно, спросил, можно ли зайти, тут же вернулся, принес бутылку вина и фрукты. Был в отличном настроении, рассказывал новости про свою работу, говорил, что поддержать их решили на самом верху. Раз Лысенко доверия не оправдал, значит, нужен тот, кто оправдает.
Уходя уже, Юзик на пороге остановился и спросил у Иохеля:
— Я ведь помню, ты что-то рассказывал, что интересовался гипнозом?
— Было дело, рассказывал, — равнодушно ответил Иохель.
— Может, поспрашивать, устроим тебя в какую-нибудь нейрофизиологию, поработаешь? Диссертацию напишешь, защитишься. Давай, Ёшка, соглашайся! Ты же не дурак, что, так и будешь в кладовщиках?
— Юзик, вот как раз потому что не дурак, потому и не соглашусь сейчас. Потом, когда утрясется, успокоится, я к тебе сам приду и мы вернемся к этому разговору. А сейчас не надо. Лучше я побуду кладовщиком в артели, но целым и на свободе. Не обижайся, я ценю твое предложение. Но — подождем.
Сидор
Уже через день оказалось, что Вера — скупердяйка. Сначала она сгребла принесенный им фарфор (не поповский даже, так, ерунда, по случаю купил, не знал потом, куда деть) и спрятала в шкаф, сказав, что это надо хранить «на особый случай». На стол же опять поставила выщербленные фаянсовые тарелки, с истершейся от древности глазурью.