Звук, который ты захочешь услышать

Фарфор Сидор любил. Случайно подержав в руках фарфоровую чашку в антикварной лавке, он сразу понял: это его. Антиквары и коллекционеры поначалу посмеивались над простоватым с виду покупателем, расспрашивающим об элементарных вещах, но он начал разбираться в предмете с неимоверной скоростью и после того, как с одного взгляда он распознал весьма искусную подделку, с ним начали считаться. Синицын понимал, что это блажь и без этого спокойно можно обойтись, но Иохель к этому увлечению отнесся очень серьезно и деньги на новые приобретения давал без разговоров. Да и куда их девать, деньги эти.

Один коллекционер, узнав, что Сидор использует драгоценную посуду по прямому назначению, чуть не потерял сознание от возмущения таким варварством, но Синицын только посмеивался и продолжал считать это только посудой, хоть и очень красивой.

После случая с фарфоровыми тарелками почти сразу случилось еще одно недоразумение. Вера начала отчитывать его за слишком большие, по ее мнению, траты на продукты. Сидор же привык брать самое лучшее и с запасом. Излишки охотно забирал дворник Павел. Есть возможность жить хорошо, так надо это делать. Жизни осталось не так уж и много.

Иохель

В принципе, жить у Полины оказалось вполне комфортно. Как пелось в Андреевой песне, «им не было тесно в ее тесной квартире», да и квартира была довольно просторной. Они ходили в гости к ее сестре Ане (и опять ели пирожки с капустой), ездили к отцу, ходили на концерт в сад «Эрмитаж» — и по молчаливой договоренности о пари никто не вспоминал.

Походы к пациенткам стали практически ежедневными: клуб жен больших начальников устроил ему долгосрочные гастроли и Иохель начал подозревать, что превратился в модное явление в кругу этих так похожих друг на друга скучающих дам. Правда, когда дело доходило до лечения, дамы оказывались совсем разными, у каждой в голове жили свои индивидуальные тараканы.

Вечером в субботу, двадцать первого, Полина принесла с собой после работы четыре эклера в картонной коробочке.

— Ставь чайник, тащ майор, будем пировать! — улыбаясь, она зашла домой, держа коробочку за бечевку на вытянутой руке. — Ты хоть ел сегодня?

— Да, у пациентки накормили обедом, — Иохель забрал у нее коробочку и поцеловал в губы.

— Ну вот, всю помаду размазал, а я старалась, красила, — улыбнулась она. — Слушай, завтра у меня выходной, давай к папе съездим.

— Так ездили же на неделе, — удивился Иохель.

— Ну и что мы там наездили, после работы, а так на целый день, на природе, погуляем в лесу. А потом на Зубовский поедем. Ты же помнишь, какой завтра день?

— Помню. Вот смешно будет, если Сидор нас там уже ждет.

— Ничего не ждет. Это ты проиграть боишься, наверное. Не переживай, я всё равно выиграю! — засмеялась Полина и чмокнула его в щеку.

— Так вот ты зачем губы красила, — улыбнулся Иохель, вытирая остатки помады со щеки, — чтобы меня испачкать. Ну что же, на природу так на природу.

Сидор

Сегодня он понял, что ошибся. Ожидаемый уют и покой быстро превратились в упреки и понукания. Вера постоянно пыталась поставить под сомнения всё, что делал Сидор. Ремонт, который он пытался затеять в прихожей, она встретила в ножи. Еду, приготовленную Сидором, она сегодня даже брезгливо отодвинула и сказала, что это напрасный перевод продуктов. К тому же Вера оказалась еще и неряхой, складывая вещи для стирки на стол в спальне, как будто им там было место.

Последней каплей стало то, что Вера вздумала попрекать его дружбой с дворником Павлом, дескать, нищета и инородец. Затеяла она этот нудный и неприятный разговор на ночь глядя, когда уже легли спать. Сидор встал, молча оделся, на пороге оглянулся, но ничего не сказал, только махнул рукой и, буркнув, что за вещами зайдет утром, ушел, хлопнув дверью.

Вот и кончился его неудачный побег на волю. А, может, и удачный. Уж лучше всё вернется, хорошо же было, так нет же, поперся старый дурень искать добра, где его нет. Наука будет.

Иохель

Они сидели на кухне и пили заваренный Полиной зеленый чай. Стоило бы уже давно лечь спать, но она решила ждать полуночи и отпраздновать свою победу, в которой была уверена с каждой минутой всё больше.

Часы на стене пробили полночь, привычно жестко скрипнув чем-то внутри и Полина в тот же миг закричала:

— Победа, моя победа! Я выиграла! — и она, проплясав вприпрыжку вокруг стола, поцеловала Иохеля в губы. — Я же говорила, что выиграю! Значит так, Гляуберзонас, вот моё желание, — серьезно и торжественно продолжила она, — я хочу…

Но тут щелкнул ключ в замке и они услышали удивленный голос Синицына:

— А что вы не спите, ночь на дворе глухая, а вы всё сидите. Я, Полина Михайловна, завтрак разогревать не буду, проспите, пойдете на работу голодной…

— Ой, Сидор Иванович, дорогой, как же я рада видеть Вас прямо сейчас! — побежала она в прихожую. — Какой же Вы молодец, что пришли! Ну всё, я в ванную, а то ведь точно не высплюсь.

— Привет, Сидор, — сказал Иохель, подавая руку для приветствия. — С возвращением.