Читаем Звуки, которые нас окликают полностью

А мне подумалось тогда: значит, не сегодня. Что это, если не знак? У меня есть мои годы! Я буду идти.

Удивительны эти встречи со знаками, с людьми, которые помогают идти, которые готовы тебе помочь. Они появляются буквально из ниоткуда.

Летом в Москве я купила себе сувенир — фарфорового пионерчика, трубящего в горн. Белое тельце, крашенный красным галстук, глазурь — статуйка! Захотелось сфотографировать его для инстаграмма на фоне арки входа ВДНХ. Чтобы вышло хитро, будто арка и колонны — это рамка вокруг пионера, мне пришлось сбросить на плитку вещи и присесть на корточки. Только я наладила ракурс, в кадр откуда-то сзади протянулась рука (лак на ногтях, серый рукав).

— Давайте я его подержу, — предложил женский голос из-за спины.

Я мотнула: — Нет-нет, спасибо, — и рука вышла из кадра.

Сделав, наконец, кадр, я обернулась. На площади мельтешила толпа.

И снова думается: не сегодня. По крайней мере, хочется, чтобы не сегодня. Ведь смириться можно только в тот день, когда никто не подсел к тебе, не позвал тебя идти, когда никто ничем не помог.


***

Молодая женщина и дошкольник, только что вышедший из Дома творчества:

— Мама, а кто такие санитары?

— Это те, что нас зафиксировали.

— Что значит зафиксировали?

— Но примчались санитары, зафиксировали нас.


Как хорошо, что нас ничего не держит.

Плохо, что нас никто не сдерживает.


ОСТАВИТЬ СЛЕД


В Омске нынче странный январь — то холодает, то теплеет, то стынет до минус тридцати, а то в значении градусов остаётся только одна тёплая цифра.

Гуляла по центру, смотрю — влажная плитка на улице Ленина к вечеру заиндевела. Горизонтальные прямоугольники облицовки из горько-шоколадных стали словно плитками шоколада молочного, и к ним потянулись руки: то тут, то сверху стали появляться отпечатки ладоней.

Я шла в сторону «Яблоньки», насчитала на плитке четыре ладошки, через три часа шла обратно и сбилась со счёта — столько было ладоней, надписей, рисунков. Слова были простые, в основном из трёх букв, ладони были почти все большими и взрослыми. Кому принадлежали рисунки — не знаю.

И ведь потянулся же кто-то первый, успел первым оставить отпечаток на свежем инее, протопить его до самого гранитного дна. А другие потянулись следом оставить след.

Поразительно это желание наследить, топнуть подошвой во что бы то ни стало.

Топ! Это я!

Есть у меня в интернете подписчица, которая выискивает ошибки в каждом моём посте.

«Ну, здравствуй, циферка 31!» — радуюсь на стене, а мне прилетает: «31 — число)».

Делюсь: «Встретила брата с армии» и тут же получаю: «Всё хорошо, только встретила брата ИЗ армии». Нет бы поздравить с событиями — надо топнуть (хорошо хоть не стремится отдавить ногу подошвой).

Я злилась, пыталась понять причины её небезразличия, придумывала остроумные ответы, но потом бросила — я ведь такая же. Сдержаться — выше меня.

Когда я узнала, что у моей подруги погиб кот, сложила стихотворение. Я почувствовала тогда от новости что-то сложно объяснимое простым языком, и вместо того, чтобы искать эти нужные простые слова, я направила все силы на стих. И когда закончила текст, мне показалось, что иного пути показать подруге, что я все эти часы думала о её горе, — просто нет. Отправлять стих было неуместно, глупо, совершенно (как минимум) напрасно (разве уж ей до стихов), но моя рука потянулась, и я не смогла сдержаться.

Мама, мама, я хочу летать.

У меня есть птичья живая стать,

Я по небу хочу описать дугу,

Я смогу.


У меня от птицы — горящий взгляд,

Больше мне с собой ничего не взять,

Я смогу лететь в голубом венке

Налегке.


Мама, мама, я лечу, лечу.

Я похож на падающую алычу,

Я похож на жаркий опавший лист,

Я лучист.


Где препятствие — там вираж пути,

Я оттуда снова начну расти,

Как из семени, небытие топча,

Алыча.

— Ой, Оля, не надо про «летать». Я только за весь день перестала плакать.

Я рада, что моя подруга Карина не послала меня после этого. Я рада, что нашла силы не послать девушку, тыкающую меня в ошибки.

Сделала на днях фотографии следов на подоконниках одного омского бара, на одном — отпечатки кошачьих лап, на другом — птичьих. На обоих подоконниках следы делают петлю — приходят от края к стеклу, разворачиваются и уходят в край. Ведь каждый может передумать, одуматься.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное