Звуки, которые нас окликают

Мама покупала и покупала посуду, не ведя никакого списка купленного, не имея никакого представления о количестве ожидаемых гостей: тарелки разной глубины и различного вида, стаканы прозрачные, стаканы с рисунками, кружки чайные… Она купила столько чайных кружек, словно ждала не только сына, но всю его роту.

Мамино волнение то росло, то устало прижималось к земле, оборачивалось раздражительностью, бессонницей, шопоголизмом. Словно бы каждой покупкой она говорила себе: «Я жду, я готова. Готова. Готова!»

Сколько бы я ни убеждала маму купить продукты накануне, а не заранее, холодильник постепенно заполнился сыром, колбасой, замороженными куриными тушками, фруктами.

— Сейчас на них акция, надо брать. Осталась пара недель. Осталась неделя. В эту пятницу ведь уже!

Было накуплено несколько связок бананов и несколько килограммов груш.

— Бананы ещё зелёные, а груши выбрала самые плотные, камень! Долежат!

И они лежали. Всё лежало, растолканное по шкафам и полкам.

Мы принесли от соседей большой стол-книжку советских времён, полированный, тёмный, со шкафчиками по бокам (у нас такой был свой когда-то, но потом поводы для прихода гостей стали поводами найти место встречи вне дома). Мне позволили добавить лампочек в люстре большой комнаты, чтобы стало на день светлее.

Мама ещё летом купила новую большую скатерть, потом ещё одну, потом ещё — она не знала заранее, какого размера будет соседский стол, даже не знала ещё тогда, у кого мы будем стол брать, и покупала на всякий в прямом смысле случай.

Но ни одна из купленных скатертей не подошла. Пришлось измерить стол и купить клеёнку по метражу, чтобы точно.

Я отмыла кафель в ванной и туалете, оттёрла старой зубной щёткой белые пластиковые плинтуса, папа закрыл пространство под ванной красивыми панелями… Мы ещё хотели поменять выключатели на новые (старые перестали срабатывать с первого раза), но у папы к середине декабря разболелась нога и старые выключатели остались с нами.

Папа не мог больше готовиться к приходу сына физически, но продолжил морально.

Оказывается, он написал настоящую застольную речь, в блокноте (столбиком), красной гелевой ручкой. Я узнала об этом, когда он показал мне её текст, написанный его фирменными печатными буквами, и попросил её подредактировать.

Папа хотел сказать в нужный момент что-то непременно сильное, потому что эмоции его были сильными, и выразить их в момент речи можно было как нельзя кстати. (В другой момент — сможешь ли, и будет ли этот момент, а тут взял рюмку, встал, и пути назад нет, ни у слушателей, ни у тебя.)

— Это чтобы не сбиться, чтобы не путались мысли. А ты у нас писатель. А если по бумажке прочту, это как, ничего будет?

Я прочла, речь сводилась к тому, что брата забрали, мы ждали его и он вернулся. Как ждали, о чём думали, благодаря чему, каким качествам и способностям, как нам кажется, он вернулся — ничего этого в речи не было. Но ведь на самом деле было.

Речь была осторожной и официальной, в местах, где должны были проступить эмоции, она уходила в юмор и пафос.

Год назад мы проводили

нашего

призывника

Служба в армии для молодого человека это серьёзный отрезок

его жизни требующий от него некоторых физических

способностей и морально-психологич. качеств

И надо эти способности

в себе найти и достать

их из глубин тела и коры головного мозга

С чем наш мол. человек

с успехом справился благо-

даря некоторым своим

способностям. И нашей

скромной посильной поддержке

и помощи и

устойчивой

сотовой связи и

почты России

Преодолев этот временной отрезок он вернулся к

нам мужчиной

Я попросила папу написать всё немного честнее, написать больше не про нас, которые ждали, а про Валю, который молодец и которого мы любим, попросила папу сильнее похвалить сына, быть конкретнее, проще. Вторую, чистовую версию речи я не слышала до застолья.

— Неужели неделя осталась? — повторяла мама тихо, и её лицо краснело, а губы сжимались. Я пыталась поднять беседу повыше, улыбалась:

— Да уж, быстро время пролетело, да?

— Не скажи. Я всё думала, думала тогда, когда только забрали. Первую неделю вообще не спала.

Однажды, за пару недель до дембеля, Валя позвонил папе, и (со слов папы) сказал ему, что стал теперь другим человеком, что разногласия все позади, всё изменится, что он придёт и все сядут вместе за стол…

Я не слышала того, что сказал папа после этих пересказанных слов.

Как можно сесть за общий стол семье, которой нет? Внутри меня что-то ёкнуло и зачастило — от соединения сильного «хочу», невероятно сильного «хочу» и леденящего «невозможно». Как собрать пазлы? Как сделать слова брата явью хотя бы на один день?